– Налей-ка мне водки, Мики, – попросил он, выкидывая в корзину пустую бутылку.
– Молодец, – одобрил друга Тино.
Майкл налил выпивку, кинул туда лед и через всю комнату отнес рюмку Конору.
– Тост, – провозгласил Линклейтер, вставая. – И мне, черт возьми, приятно его произнести. – Он поднял фужер. – За М.О.Денглера. Даже если он был мексиканцем, в чем лично я продолжаю сомневаться.
Холодная водка обожгла горло, но ощущение тем не менее было приятным. Настроение тут же улучшилось ровно настолько, чтобы захотелось допить фужер до дна.
– Я иногда вижу перед глазами все, что случилось с нами во Вьетнаме, как будто это произошло вчера. А то, что действительно произошло вчера, едва-едва могу вспомнить. Я часто думаю о том парне, который заправлял баром в Кэмп Крэнделле. У него были огромные запасы пива – целая стена из ящиков...
– Мэнли, – смеясь, напомнил Тино Пумо имя того, о ком говорил Линклейтер.
– Точно, Мэнли. Чертов Мэнли. Потом я начинаю гадать, где он умудрялся доставать все это пиво. А затем вспоминаются всякие его мелкие пакости, то, как он себя вел.
– Мэнли просто рожден был для того, чтобы стоять за стойкой, – сказал Биверс.
– О, да. Держу пари, что у него сейчас собственное дело, которое идет прекрасно. Мэнли разъезжает в шикарной машине, у него дом, жена, дети, баскетбольная площадка на крыше гаража. – Секунду Конор сидел, уставясь прямо перед собой, как бы наблюдая воочию нарисованную им картину воображаемой жизни Мэнли. Да, пожалуй, он преуспел, держа небольшой бар где-нибудь в пригороде. Мэнли очень подходил для такого занятия – хотя он и не был преступником, у него была уголовная психология. Затем Конор вспомнил, что в каком-то смысле именно с Мэнли начались все их беды там, во Вьетнаме.
За день до прибытия в Я-Тук Мэнли отбился от основной колонны и оказался один в джунглях. Оказавшись один, он в панике поднял такой шум, пытаясь прорубиться сквозь заросли, что все остальные просто похолодели. Снайпер, которого они называли между собой “Элвис”, преследовал их уже дня два, и шум, поднятый Мэнли, был как раз тем, чего не хватало, чтобы он подтвердил свою репутацию удачливого стрелка. Конор сразу понял, что надо делать. Он уже давно научился быть невидимым, сливаясь с джунглями. Его способность была почти мистической. Уже дважды вьетнамский патруль проходил в нескольких дюймах от Линклейтера, даже ничего не заподозрив. Денглер, Пул, Пумо, даже Андерхилл умели прятаться почти так же хорошо, что же касается Мэнли, то он не умел этого делать вообще. Конор начал медленно продвигаться в направлении Мэнли. Он был так зол, что готов был даже убить этого придурка, если бы оказалось, что только таким образом можно заставить его заткнуться. Спиной он чувствовал, что Денглер следует за ним. Они нашли Мэнли в зарослях, где он отчаянно рубил лианы своим мачете, в то время как автомат бесполезно висел у его бедра. Конор неслышно заскользил к нему, подумывая о том, не перерезать ли и вправду это горло, издающее столь омерзительные звуки. Как вдруг Денглер как бы материализовался в нескольких шагах от Мэнли и схватил его за руку, в которой тот держал мачете. Конор быстро пополз вперед, опасаясь, что, когда столбняк пройдет, Мэнли, чего доброго, может завопить. Но вместо этого он скорее почувствовал, чем услышал, какое-то неясное движение в зарослях, справа от себя, и увидел, что Денглер упал навзничь. У него похолодели руки.
Конор с Мэнли довели Денглера до основной колонны. Хотя в Денглера попали и у него постоянно шла кровь, рана его тем не менее оказалась поверхностной – пуля вырвала кусок мяса из левой руки. Питерс заставил его лечь, обработал и перевязал рану и объявил, что Денглер может передвигаться самостоятельно.
Конор был уверен, что, если бы Денглер не был в тот день ранен, хотя и легко, Я-Тук ничем не отличался бы для них от множества других заброшенных деревушек, через которые они прошли. Вид Денглера, страдающего от боли, удручающе подействовал на остальных. Все они так или иначе верили в несокрушимость Денглера, и увидеть его на полу бледным, истекающим кровью было все равно, что увидеть мертвым. После этого неудивительно было охватившее солдат желание все крушить и взрывать, неудивительно, что в Я-Тук они перешли все границы. После этих событий никогда уже не было все по-прежнему. Даже Денглер как-то сник, возможно потому, что заседание военного трибунала, на котором их судили, было публичным. Что касается самого Конора Линклейтера, то он усиленно глотал таблетки и, постоянно находясь в состоянии наркотического опьянения, вообще смутно помнил, что происходило с ним со дня событий в Я-Тук до самой демобилизации. Но одно Конор помнил точно: непосредственно перед судом он отрезал уши убитому вьетнамскому солдату и вложил ему в рот карту с надписью “Коко”.