У меня жутко болит горло, и уже не первый год. Показывался я своему врачу и специалисту из НИСБ, но горло болит как болело. Скажите, что мне делать, к кому еще обратиться? Врачи это или не врачи? Почему они плохо выполняют свои обязанности? Я рабочий, когда ко мне поступают заготовки для обточки, я должен их обработать быстро и хорошо. Несдобровать мне, если я ошибусь или не успею. В древнем Китае врачам платили, только если пациент выздоравливал; при такой системе оплаты врачи из профсоюзных клиник померли бы от голода.
Вот так и жду, пока моя глотка совсем не выйдет из строя. К вечеру часто повышается температура. Остается одно: обратиться к специалисту, который принимает на дому и дерет, как господь бог, по пятьдесят — по семьдесят тысяч лир только за осмотр. У него дома длинная галерея, увешанная множеством прекрасных картин, столик, на котором разложены журналы «Оджи» и «Фамилья кристиана», и очень соблазнительная медсестра.
Мы хуже рабов, подопытные кролики. Хозяева тянут из нас жилы, здоровы мы или больны. Мне вспоминается одна кубинская песня протеста. В ней поется: работай не работай, хозяин все равно прикончит тебя.
У нас на заводе был один выдающийся врач, настоящее сокровище, такой учтивый, говорил тихо, вкрадчиво. Профессор, да и только. Но мерзавец, каких мало: придешь к нему в амбулаторию полумертвый, с огромной раной, а он восклицает: «Ничего страшного, дорогуша, это простуда, пропишем тебе изумительную мазь — задаром, разумеется». Ну и сволочь!
Аспирин, хинин, мазь были, по его мнению, средствами от всех болезней; приходишь к нему с лошадиной температурой, а он сует тебе термометр под мышку и мигом вынимает обратно (тварь, подонок!). Термометр, разумеется, ничего не показывает. И наш милый доктор гладит тебя по головке и отправляет на работу. А ты весь в лихорадке, лицо багровое — так он говорит, что это признак здоровья: ты, мол, кровь с молоком.
Этой осенью будет перезаключаться коллективный договор. Профсоюзы отпечатали листовку со своими требованиями. А мы чего ждем, почему не выдвигаем своих требований, настоящих, рабочих, которые исходили бы от нас самих? Листовка — это только так говорится, на самом деле целая газета, и написана очень даже профессионально. Я, по правде говоря, ничего в ней не понял, но нутром чую: дело здесь нечисто. Уж так заковыристо пишут эти профсоюзники — толкуют о каком-то паритете, о декларациях и тому подобных вещах. Часто они забывают, что следовало бы обращаться к рабочим, а им кажется, будто они имеют дело с Ла Мальфой или Чефисом. На черта нам эти высокопарные слова? Нам нужны ясные, четкие требования, чтобы все их поняли.
«Жаркая осень» 1969 года уже далеко. С помощью заключенного тогда договора мы многого добились. Хозяева не ожидали такого натиска со стороны рабочих и потерпели поражение.
Теперь хозяева лучше организованы. Я бы сказал, что мы сами дали им время и возможность прийти в себя. «Жаркой» должна была бы стать не только осень, но и зима, и весна, и лето, а следующей осенью нам надо было бы задать им такого жару, чтобы уж больше они отдышаться не могли, раз и навсегда.
Теперь же у нас, у рабочих, нет ясности в мыслях, слишком многие стараются нас запутать.
Вечер. Как прекрасна в сумерках старая часть Модуньо. В ней всегда что-то для себя откроешь: арку, портал, двор, колодец, балкон. Через двери видно, как сидят за ужином целые семьи, старухи суетятся у жаровен, ребятишки играют под столом, девушки вышивают. Замысловато изогнутые улицы пересекаются друг с другом. Читаю названия: чем беднее и пустыннее улицы, тем чаще мелькают на табличках имена генералов, докторов, адвокатов, священников. Черт побери, говорю я себе, какое отношение имеют всякие дармоеды к этому причудливому, словно на вышивке, узору нищенских улочек?
Если старая часть городка все еще хороша, то предместье с его новостройками внушает ужас. Улицы забиты машинами — хорошими машинами, отличных марок, попадаются даже внесерийные… эти роскошные, сверкающие лимузины плавают в дерьме, в отбросах. Может, так и должно быть, чтобы символ престижа очутился на помойке.
Сегодня, выйдя с завода, я увидел, что многие рабочие из первой смены ждут на улице автобус. До недавнего времени таким болваном был только я, поджидал вечером автобус, а навстречу из ворот выезжали сотни легковых машин, они слепили меня фарами, обдавали выхлопными газами и пылью, мне оставалось только ругаться. Ну погодите, кончится для вас эта Америка!