— Единственное, что они чувствуют — желание спасти хозяина, — коротко произнесла девушка. — Редко что-то большее.
Пещера оказалась большой, но не слишком, и ничуть не таинственной. Тут было сухо и вполне удобно. Оин с Глоином хотели было развести у входа костер и просушить одежду, но Торин запретил им даже думать об этом. Пришлось раскладывать мокрую одежду прямо на земле и лезть в тюки за сухой; затем гномы поплотнее завернулись в одеяла, и заснули, кто где стоял.
Приятно было сознавать, что ветер и ливень беснуются где-то там, снаружи, не говоря уже о том, что резвящиеся великаны теперь не могли причинить им никакого вреда.
Дарси не спала. Она, широко раскрыв глаза, сидела, опираясь на бок дрыхнувшего медведя, и тряслась от холода. Глаза ее были подернуты мутной пеленой слез, но вовсе не из-за желания плакать, а из-за того, что она почти не моргала. Сваленный в кучу ее вещи лежали рядом, хотя их было всего две сумки. Она притянула ноги к груди, так и сидела, почти не меняя позу. Чуть ранее Балин наложил на ее ногу тугую, но комфортную повязку, чтобы избежать заражения.
Несколько раз Бофур, первый назначенный в дозор, говорил, что девушка должна лечь спать, но Дарси отрицательно качала головой. Пещеру наполнял мирный храп гномов, и редкое сонное рычание Армитога. Дарси не спала.
Бильбо тоже. Помимо того, что он сейчас был твердо уверен в решение вернуться в Ривенделл, а потом — домой в Шир, он обдумывал слова Эсироу о медведях. Единственная цель — спасти хозяина. Означало ли это, что если спасение Дарси означает смерть всех остальных — Армитог пойдет на это? Сделает все, чтобы спасти хозяйку и не важно, кто погибнет из-за этого, кого придется оставить?
— Куда ты? — спросила Дарси, едва Бильбо поднялся. Хоббит перевел на нее взгляд. Она была бледной, но вот щеки ее сильно раскраснелись, и взгляд был какой-то затуманенный.
— В Ривенделл, — коротко ответил хоббит. — Торин был прав, мне здесь не место.
— Верно, тебе здесь не место, — внезапно согласилась Дарси. — Такой, как ты, должен быть счастлив где-то в дали от страха и боли.
Голос ее звучал хрипло, и Бильбо, отложив походную сумку, подошел к ней ближе и сел напротив.
— Ты тоже заслуживаешь лучшего, — произнес хоббит. Дарси непонимающе приподняла бровь. — Думаю, у тебя должна была быть другая жизнь? Счастливая. Без боли и страхи.
Эсироу слабо улыбнулась.
— Думаю, в другом мире, где Смауг не прилетел, я бы уже могла растить сыновей и дочерей, — тихо и доверчиво произнесла она. — Но теперь моя доля — это борьба и ничего более.
Какое-то время они молчали, а потом девушка серьезно посмотрела на него:
— Послушайте, мистер Бэггинс. Я слушала ваши рассказы о Шире, ваш дом — он прекрасен. Он потрясающий, и я хочу там побывать. У меня дома нет, — неожиданные слова ударили в самое сердце хоббита, и он испытал острый приступ жалости к этой красивой, но несчастной женщине. Он не мог и представить какого это — жить без дома. — Много лет назад его забрали у меня, отняли семью и всех, кого я любила. За это время я смирилась с тем, что не смогу вернуться в дом, и то место уже не будет моим домом. Но если в них… — тут она обвела каждого гнома мягким взглядом, и задержала глаза на Торине. Бильбо задохнулся, когда в синих очах внезапно мелькнула сильная, душераздирающая любовь. — Если в них еще есть надежда, есть желание, я сделаю все, чтобы вернуть своих друзей домой.
Бильбо смотрел на нее и смотрел. Такая несчастная и прекрасная одновременно. В его Шире не было место таким историям, или он просто их не замечал. А тут он видел все, что когда-то в далеком детстве лишь читал — смелые герои, отчаянная любовь, самопожертвование и безграничная отвага. И хоббит внезапно осознал, что он хочет быть здесь. Он хочет сражаться рядом с этими гномами и увидеть, как они вернут себе домой, и как Дарси Эсироу получит свое заслуженное счастье.
А потом он посмотрел на Дарси, и его виденье ее счастливой беззаботной развеялось. Гномка, которая была тут, которая была настоящей, не могла согреться и дрожала от холода. Она шмыгала носом и дышала через рот, при этом морщась от боли, когда приходилось сглатывать. Девушка закашлялась, и Бильбо протянул руку, касаясь ее лба.
— Дарс, да у тебя температура! — воскликнул хоббит, из-за чего несколько гномов недовольно закопошились на своих местах, а Бофур встал со своего места и обеспокоенно посмотрел на говорящих.
И тут произошло новое, совсем неприятное для гномов событие.
Трещина в дальней стене пещеры становилась все шире и шире. Земля под ними буду наклонилась, и вот они скользят, и падают, падают — неизвестно куда! Гномы проснулись уже в полете, а Дарси услышала голос в голове, зовущий ее. Армитог.
«НЕ ПРЫГАЙ! — вскрикнула она. — Иди и ищи Гэндальфа!»
Сначала они летели, причем долго, какими-то непонятными зигзагами. Дарси скребла пальцами, чтобы как-то замедлить падение, но у нее ничего не получилось. Неожиданно ее кто-то схватил за руку, и она увидела — или ей показалось, что она увидела — Двалина, и стало немного спокойнее. Двалин был одним из немногих, кого она хорошо знала, поэтому находясь рядом с ним девушка ощущала себя в безопасности.
Дарси не знала, послушался ли ее зверь, потому что тут она упала на кого-то из своих товарищей и вскрикнула от резкой боли в ноге. Гномы свалились… куда-то, в одну кучу. И тут со всех сторон повыскакивали гоблины, здоровенные гоблины, огромные уродливые гоблины, гоблин, можно сказать, на гоблине, – да так быстро, что вы бы и пикнуть не успели! По меньшей мере по шесть штук на каждого гнома и никак не меньше двух – на Бильбо! Они живо похватали всех, кто был в куче, и поволокли куда-то в сторону.
Сверху раздался громогласный, злой рев, но Эсироу поняла, что Бронированный за ними не пошел. Голова у нее кружилась, она пыталась смахнуть слезы, но на это ушло время, а гоблины не деликатничали. И совсем неожиданно на ее локте сомкнулась сильная рука, и сам Торин потащил ее рядом с собой. Девушка попыталась выпрямиться и идти, но простуда быстро одолевала ее слабый организм, поэтому Дубощиту пришлось прижать ее к своему боку и практически тащить на себе. С другой стороны, но чуть позади, шел Двалин.
Дарси плохо соображала, куда они идут и с кем, но позволяла Торину волочить себя за собой. Выбора все равно не было.
Туннель уводил куда-то в глубь горы, в глубь, в темноту, где только гоблины, привыкшие жить глубоко под землей, могли что-либо разглядеть. Сеть подземных туннелей была весьма разветвленной и запутанной, но гоблины отлично знали дорогу и шли уверенно. Туннель уходил все ниже и ниже, стало невыносимо душно. Гоблины особенно не церемонились с пленниками – они то и дело пребольно щипали их, а сами при этом хрипло гоготали. Хоббит совсем раскис: это было еще хуже, чем висеть вниз головой в лапах у тролля. Ему отчаянно захотелось немедленно оказаться в своей уютной хоббичьей норе, но едва он увидел буквально повисшую на Торине Дарси, как он передумал. Он же хотел помочь ей!
Но вот впереди показалось красное зарево. Гоблины запели, точнее сказать – закаркали, отбивая ритм босыми ступнями и немилосердно потряхивая пленников.
На какое-то время Дарси, видимо, потеряла сознание, потому что когда она снова открыла глаза, то была уже не в каком-то туннеле, а в огромной пещере. Посередине пылал огромный костер, на стенах горели факелы. Пещера была полным-полна гоблинов. Увидев гномов, подгоняемых щелканьем кнутов, гоблины дружно загоготали, затопали ногами и захлопали в ладоши. У стены, на большом плоском камне, восседал огромный гоблин с непомерно большой головой. Вокруг него стояли гоблины поменьше, вооруженные топорами и кривыми саблями. Не то чтобы гоблины питали к гномам особую ненависть – вовсе нет; просто они ненавидели всех и вся, а больше всего – тех, кто жил в покое и довольстве.