Но потом прилетел Смауг, и все, что я любила, ценила, что было важным для меня — все погрязло во огне. Как уж тут любовь, тут бы просто выжить.
Родители погибли сразу, поскольку в тот роковой день должны были обсуждать с королем — отцом Торина — предстоящую свадьбу. Я осталась дома, и играла в саду с сестрами и братьями, когда появился дракон. Братья Ферт и Атлант были с отцом, и только один из них добрался до меня и попытался увести. Мы побежали, и на нас обрушился горящий дом. Под ним были похоронены две моих сестры — Фелиция и Лола, а в пути от голода и суровых условиях умерли еще два моих младших брата. Боль утери, конечно, пришла не сразу, мне понадобилось время, да и у меня все еще оставались Ферт. Ненадолго, правда. Мы выжили, но эта жизнь была не такой уж и желанной. Мы не знали, куда деться, куда пойти, и постепенно, я теряла всех, кого любила, и кто любил меня. Но у меня все еще был брат, и казалось, вот он — просвет, я, Ферт, мы могли трудиться, гномья работа всегда ценилась.
Она замолчала и молчала еще какое-то время. На ее лице Бильбо впервые увидел не просто женскую красоту, а отпечаток глубокой старости и скорби. Испытания, которые подкинула ей судьба, закалили ее, но и сделали куда старше, чем она была.
— Но вашего брата нет сейчас с вами, — аккуратно попытался продолжить разговор Бэггинс.
— Сейчас у меня уже никого нет. Даже этот отряд… — Дарси посмотрела на веселящихся гномов, и в ее глазах мелькнула тоска. Она поджала губы и продолжила говорить, но мысль оставила незавершенную. — В одну ночь мой брат вернулся очень злым. Я не знала, что случилось, но он велел мне ложиться спать и забыть об этом, и я подчинилась. Я не сразу узнала, что ему предлагали продать меня в публичный дом за приличную сумму. Брат отказался конечно же. Он ввязался в драку за мою честь, его ранили, но у нас не было возможности обработать рану. Понимаете, мистер Бэггинс, получая деньги за любую работу, мы тратили их на еду, хоть какую-то одежду, и крышу над головой. Что-то для обработки ран было недоступно, поэтому брат не сказал мне ни слово. Все было очень плохо, у него началась лихорадка, он умирал, а я сидела у его постели.
Дарси тяжело выдохнула и откинулась спиной на тело медведя. Бильбо заметил, что она сжала пальцы одной руки второй и хоббит понял, что они подходят к финалу истории.
— В последний вечер Ферт не спал, а много говорил со мной. Рассказывал, как хорошо я буду жить, но я уже не верила. Я заснула на пару секунд, а когда проснулась, мне показалось, что он был мертв. И я попыталась проткнуть себе сердце кинжалом, и умереть рядом с последним, кто у меня был, но тут его рука остановила меня. Я испугалась, а он на последнем издыханием прохрипел: «Не смей», сказал «Седлай лошадей, сестра. В Эребор, сестра. Домой» и тогда умер по-настоящему…
Моя жизнь была кончена. Без брата я не видела смысла в этой жизни, но я не могла покончить с собой, ибо это был его завет. Но после всего этого жизнь неожиданно послала мне ласковую улыбку: меня взяли в одну таверну, ее хозяин просил меня делать украшения только его жене и дочери, и тогда он будет платить мне, а я смогу жить в его таверне и всегда буду накормлена и с крышей над головой. Я согласилась, мне уже нечего было терять. Я пыталась наладить свою жизнь, но к вечеру неизменно оказывалась у стойки, и хозяин таверны наливал мне. В один из таких вечеров я встретила Гэндальфа, и он предложил мне участие в этом походе. И я согласилась.
— Это очень… очень смело с вашей стороны. После всего…
— Я не уверена в успех этого похода. Я здесь, потому что верю в то, что умерев в этом походе, за правое дело, буду достойна своей семьи. Потому что последние слова моего брата были об Эреборе, который он считал домом, — Дарси тяжело вздохнула и вдруг выдохнула: тихо и решительно. — Я не ищу богатств. Я ищу достойной смерти.
Бильбо прикрыл рот, потом закрыл, но не знал, что сказать. Девушка только что открыто признала ему — не кому-нибудь еще, а ему, которого знает от силы две недели — что желает смерти. Раздался шорох и мимо них внезапно прошел Торин. Бильбо испуганно посмотрел на узбада испуганным, но тот смерил Дарси каким-то странным взглядом и пошел к веселящимся племянникам. Дарси прикрыла глаза.
Слышал. Вот же черт! Эти слова предназначались не для него.
А Бильбо внезапно понял, что сказать.
— Не будь красивой, — Дарси непонимающе посмотрела на Бэггинса. Тот выглядел как никогда решительным. — Все продолжают говорить, что красота — это то, что нужно каждой девушке. Но честно? Забудь это. Не будь красивой. Будь зловещей, будь интеллигентной, будь остроумной, будь неуклюжей, будь интересной, будь веселой, люби приключения, будь сумасшедшей, будь талантливой — существует бесконечное количество вещей, отличающихся от красоты, и они все у тебя есть. Да и что есть красота: всего лишь набор букв, составляющих это слово. Всегда следуй собственному определению изумительности. Это гораздо важнее, чем что-либо красивое.
Эсироу улыбнулась ему. Армитог доверчиво ткнулся ей в бок, стремясь подбодрить.
***
— … Он обойдёт кругом и встретит вас на другой стороне леса. По Лихолесью медведям сложно пройти, уж поверь.
Дарси, поглаживая запястье одной руки, сосредоточенно слушала наставления Беорна, пока гномы седлали пони. Армитог — в коричневой шкуре и в блестящей броне — сидел рядом и также внимательно слушал оборотня. Беорн объяснял, почему медведь не мог пойти с гномами через Лихолесье, и смог-таки убедить Дарси и Армитога в необходимости разделиться; хотя это не нравилось ни Эсироу, ни Бронированному медведю. Но Беорн был убедителен, и Дарси кивала, соглашаясь с ним.
Беорн был щедр, прощаясь с гостями: гномам и хоббиту он решил дать каждому по пони, а Гэндальфу — лошадь, чтобы путники могли верхом добраться до Леса. А кроме того, Беорн собирался снабдить их провизией, которой должно было хватить на несколько недель. Он обещал упаковать все так, чтобы нести было легко и удобно: орехи, муку, запечатанные кувшины с сушеными фруктами, а также глиняные горшочки с медом и дважды пропеченные лепешки, которые долго не плесневеют и очень питательны: съешь кусочек — и сыт! Рецепт их приготовления Беорн держал в секрете; во всяком случае, они были на меду, как и многое на его столе, и довольно вкусные, хотя их все время хотелось чем-нибудь запить. Беорн предупредил, что запасаться водой нет нужды, так как по дороге к Лесу будет много ручьев и ключей.
— Дарс! — позвал Торин, уже сидящий на пони и держа под уздцы еще одну лошадку; Дарси от нее отказалась, поэтому пони загрузили провизией и водой. Эсироу повернулась к Беорну, собираясь поблагодарить его в последний раз, но оборотень внезапно сказал.
— И да, вот еще что, — и протянул Эсироу что-то, спрятанное в большой ладони. — Армитог поведал мне твою историю и вчера вечером я ее слышал. Смотри на это, и думай о доме. Человеку всегда надо иметь место, в которое он может вернуться.
Это оказался стеклянный куб на пятнадцать сантиметров в высоту и ширину, заполненный водой. Сверху вода была обычной, снизу — желтая. Внутри куба были две водяных мельницы, упирающиеся друг другу в основание где-то посредине, и создавалось впечатление, что одна мельница стоит, освещенная солнечным светом, а другая — ее отражение в воде. Если перевернуть куб, то вода желтая и прозрачная начинали стекать с разных сторон, крутя колесо.
Дарси перевернула игрушку дважды, завороженно наблюдая за тем, как течет вода. Потом она посмотрела на оборотня.
— Спасибо, — произнесла Эсироу, слегка склонив голову. В одном этом слове было больше, чем Дарси могла сказать.
Ехали они больше молча, неизменно пуская лошадок в галоп везде, где трава была пониже, и земля поровнее. По левую руку темнели горы, и линия росших вдоль реки деревьев все приближалась. Солнце, едва перевалившее за полдень, когда они отъезжали от ворот Беорна, золотило окрестные земли весь день до самого вечера. Трудно было свыкнуться с мыслью, что по пятам гонятся гоблины, и, отъехав несколько миль от дома Беорна, гномы стали потихонечку разговаривать и даже запели, забыв и думать о поджидавшей их впереди опасной лесной тропе. Тем не менее вечером, когда надвинулись сумерки и лучи заката окрасили багрянцем горные пики, гномы, остановившись на ночлег, не преминули выставить караульных. Спали почти все неважно, и в сны вплетались вопли гоблинов и волчий вой.