— Хорошо, — сказала она, и голос ее остался таким же твердым, как и подобало воину, как подобало королеве. — Чего мне ждать?
— Владыка Трандуил уже отправился с войсками в Озерный город, чтобы помочь людям, — сообщила Арвен, вставая и подходя к окну. Она открыла шторы и яркие солнечные лучи осветили покои. Дарси поморщилась и прикрыла глаза. — Ты должна отправиться туда завтра с рассветом, едва утреннее солнце коснется ночного неба. Ты должна будет отправится к Эребору и там найти Торина Дубощита. А дальше отец объяснил тебе, что делать.
— И все равно, — страдальчески протянула Дарси. — Ждать?
— Иначе ничего не выйдет, — повторила Арвен. Она понимала Дарси: каждая минута ожидания будто превращалась в час. Так всегда бывает, когда ждёшь чего-то.
Поэтому она постаралась ни на шаг не отходить от девы-гном. По приказу Арвен, которой, отчего-то Лесные эльфы подчинились, Дарси приняла горячая ванны, чтобы окончательно избавить тело от ядовитых паров, ей волосы расчесали и заплели в две косы. Старую одежду ей не отдали, но гномка получила новый костюм — из синей и голубой ткани.
Арвен видела, что Дарси с ума сходила от новостей и своего бездействия. Эсироу же старалась себя успокоить, как только могла. Терпение — это тоже форма действия. Маленькое напоминание о том, что ожидание, и строительство, и обучение — это все часть пути к росту. Это процесс, который имеет значение больше всего! Но слова из письма Элронда не оставляли девушку в покое. Оно въелось в подкорку, и Дарси не была уверена, что сможет забыть его когда-нибудь. Она повторяла его, снова и снова, словно молитву или заклятье.
Она потеряла родителей. Братьев. Сестре. Свой дом. Единственное, что действительно именно для нее ценность — ее любовь к Торину. Когда Гэндальф позвал ее в этот поход, только сам Дубощит смог заставить ее жить, идти, сражаться. Он был ее Королем, ее возлюбленным, ее суженным, и благодаря нему Дарси знала, для чего она жила. Быть рядом с ним, значит дышать.
Мир, в котором не было Торина Дубощита, не имел для нее никакого смысла.
А еще она думала о Фили и Кили. О них Элронд тоже указал в письме, но сказал, как именно можно спасти их, при этом не рискуя Торином. Дарси была благодарна эльфу за это: она знала, как Торин дорожил семьей, и вряд ли смогла бы сделать выбор между ними.
В ее руках была великая сила, и Дарси не имела право на ошибку. Она должна была терпеть, терпеть и выжидать, чтобы потом получить многим больше. Торин был великим воином и настоящим другом, на него всегда можно было положиться. Спасти его было необходимо, и не только ради любви Эсироу, а ради всего будущего гномов. Им нужен был Король.
Ночью, ясное дело, уснуть она не могла. Едва прикрыла глаза, как сознание рисовало самые страшные картины, которые только возможны были. Изредка проваливаясь в спасительную дремоту, она видела Торина, каким он был еще до прилета Смауга, и тогда сердце болезненно сжималось, и она просыпалась. Умом Эсироу понимала, что ей нужны были силы для завтрашнего, но сердце стучало и стучало, не позволяя Дарси упасть в спасительный покой.
Армитог не выдерживает. Он весь день пробыл в покоях Дарси, позволяя хозяйке самой справляться с беспокойством, потому что медведь чувствовал, когда помощь нужна, а когда лучше не вмешиваться. Поэтому, когда гномка в очередной раз перевернулась с одного бока на другой, раздражённо выдыхая, Армитог поднялся со своего места. Его бронь была сложена в угле, начищенная и сверкающая.
Медведь подошел к постели хозяйке и положил морду на нее. Дарси открыла глаза и посмотрела на своего друга.
«После прибытия в Валинор, Аулэ много трудился и создал много прекрасных вещей», — внезапно донесся до ее сознания голос Армитога; гномка нахмурилась.
«Что?» — так же мысленно спросила Дарси, но Армитог ей не ответил, продолжая говорить
«Он не стерпел мук ожидания прихода детей Илуватара, поэтому создал свою собственную расу — гномов, унаследовавших от него любовь к созиданию, металлу и камню. Аулэ даже придумал для них язык…»
И девушка под это засыпает. Ей снился Торин. Узбад был в сверкающей кольчуге, глаза его горели алым пламенем. В наступавших сумерках доспехи Торина сияли, словно золото в затухающем горне. Почему-то во сне она слышала скрипку, мелодию, которую она играла много-много лет назад.
Утром, едва солнце взошло над лесом, она отправилась в путь. Ее медведь, чья шерсть была белее снега, продирался сквозь кусты, спешил к Одинокой горе, как много — казалось — дней назад, он впервые спешил под броней на встречу Приключениям.
Некоторым детям суждено расти без родителей, принимать самые сложные решения в одиночестве. Дарси была одной из них. По-настоящему взрослой она стала не после своей помолвки, не после любви к Торину, которая пронизывала всю ее жизнь, а там, вдали от сожженного дома, когда все, кого она любила, были мертвы.
Она до сих пор не знала, хотела ли действительно расстаться с покоем и стабильностью, которую ей обещали в том городке. Но остаться, означало бы покориться жестокости судьбы, а ей Дарси никогда не повиновалась. Не смотря на каждую пощечину, на каждую новую потерю, никогда не покорялась.
Смерть словно шагали вместе с ней и ее друзьями. У многих в глазах был страх. А для Дарси страхом была безысходность и собственное одиночество, и Дарси бежала от него. И когда страх преследовал гномку, Дарси научился быть Эсироу. Лишившись теплых объятий матери и отца, покровительства старших братьев, безвозмездную любовь младших сестер и братьев, Дарси узнала, что значит холод. И чем холоднее ей было, тем больше остужала девушка свое сердце.
Сейчас она шла назло судьбе. Дабы быть сильнее, рискуя своей жизнью, Дарси продолжала идти. Ее не могли остановить ни дожди, ни ветра, ни горы, ни пропасти. Так как она сделала себе крылья из своей злости, надежды, любви и верности.
И она летела в страну великих мечтаний.
Она, Дарси Эсироу, дочь Трака, Звездорожденная безбородая гномья женщина из знатной семьи, невеста Торина Дубощита, летела верхом на Бронированном медведе на грань исполнения ее мечты.
***
Гоблины в долине терпели поражение. Отвратительные трупы их громоздились один на другой, пока не почернела вся долина Дейла. Стоял холодный день, на небе – ни облачка. Дарси прорывалась через армию врага, а ее медведь рвал и терзал, теряя последние остатки человечности. В какой-то момент она сама почувствовала привкус металла на языке, силу во всем теле, но тут же вернулась назад, с ужасом понимая, что ее сознание едва ли не растворилось в сознание Армитога.
Прошла, казалось, вечность, прежде Дарси увидела знакомых гномов — Глоин и Двалин дрались с врагами в нескольких метрах от нее. Гномка кинула взгляд на небо и, прикинув, сколько у нее осталось времени, направилась к друзьям.
И все-таки войско людей, эльфов и гномов уступало войску гоблинов. Но в этот решающий час, неведомо как и откуда, явился Беорн. Он пришел один, но зато в медвежьем обличье! В гневе он казался еще более громадным.
Рев его был подобен грохоту барабана или пушечной канонаде. Гоблинов и волков он сметал со своего пути, словно то были не гоблины и волки, а набитые соломой детские игрушки. Он напал на них с тыла и, подобно удару молнии, прорвал кольцо окружения.
Армитог и Беорн поприветствовали друг друга на ломптаал. Рев двух сильных зверей заставил врагов содрогнуться. Армитог прорвал круг орков, которые смыкались вокруг Глоина и Двалина, и Дарси спрыгнула рядом с ними.
— Великий Махал, ты жива! — воскликнул Двалин, на несколько секунд прекратив битву, потому что Армитог крутился вокруг них, отгоняя врагов.
— Да, жива, — согласилась Дарси.
Тик-так. Время уходит — секунда за секундой. Время, оно нечасто лечит и ставит на места. Оно словно сквозь пальцы песок. На места всё расставляют поступки и слова.
Она объяснила Двалину и Глоину, что требуется от них. Гномы смотрели с сомнением, но Дарси некогда было их переубеждать — она сунула в руку каждому гному по бархатному мешочку из тёмно-зелёной ткани.