Мы пошли в горздравотдел и увидели… Что такое Овечкин? Хитрован–мужик явно сомовских кровей. Рот желтозубый, скошенный в язвительной ухмылочке. Глубоко посаженные глазки. Пышная, тронутая сединой шевелюра. А если одним словом, то — трепач. Это я понял сразу. Сальные долгие взгляды в сторону секретарши, анально–генитальные шуточки по телефону… Если хочешь проблеваться — вот лучшее средство: юмор товарища Овечкина. «Доктор, — говорит пациент, — у меня совсем нет времени сдавать анализы мочи, спермы и кала, поэтому я оставлю вам свои подштанники, а вы уж сами разбирайтесь, что там к чему…»
Но чаще он был напыщенно–серьёзен. Зашёл однажды к нему заведующий гороно, подвижный рыжий человечек, в руках — портрет Владимира Ильича Ленина работы художника Жукова. Мы как раз сидели в кабинете Овечкина, но начальник гороно не обратил на нас внимания.
— Гляди, Семёныч, что у меня есть, — сказал он, размахивая портретом. — Хочу повесить в кабинете. Одобряешь?
Овечкин долго разглядывал репродукцию, а потом изрёк:
— Картинка нарисована неверно. Лобная часть выписана без учёта анатомических законов, скулы утрированы… нет, не то, не то. Это я тебе как врач говорю.
Законы анатомии — к портрету вождя? «Как врач говорю»… Болтун. А главное, к нам — ноль внимания. Посидите, дескать, раз уж притащились. Ничего, подождёте, не графья.
— Поищем, конечно, какое–нибудь общежитие, — сказал Овечкин, — а только не понимаю я: ходите тут, просите что–то… Мы, между прочим, во время войны в снегу спали… м-да. И ничего, знаете, выжили. Квартиру снять в Щукине нетрудно да и не дорого совсем…
Овечкин смотрел на нас озадаченно и чуть брезгливо, как на мокриц под половиком.
— Квартиру мы могли бы снять и в Москве! — не сдержался я.
— Вот что, молодой человек, — тотчас осерчал товарищ Овечкин, — вас распределили в Сомовскую область, так уж будьте добры, так сказать…
«Распределили»… А никакого распределения не было! Где угодно скажу: не было. Я‑то думал, что предложат на выбор пять–шесть мест, дадут время на размышления, потом приедут «купцы», распишут–расхвалят, сагитируют, переманят специалиста… Какое там! Втолкнули в огромный зал, подвели к столу, по которому члены комиссии гоняли из рук в руки пачки каких–то мятых бумажек, и лопоухий проректор, похожий на гнома из детского мультика, голосом плоским, как сковородка, и тягучим, как леденец, произнёс:
— На одном из предварительных распределений вы, Игорь Николаевич, остановились на Сомове. Так?
— Я? Мм… собственно…
— Поздравля–а–а-ем, — пропел проректор и чиркнул в бумаге свою закорючку. — Распишитесь и вы, Игорь Николаич.
Я, конечно, понимаю: почти весь выпуск — сплошь «сынки», блатата, кто в ординатуру, кто в аспирантуру, кто в «четвёртую управу», и только Градов и ещё десяток–другой таких же дураков — в Сомов. При этом сомовские–то в Москве остались — у кого объявился вдруг родственник в верхах, а кто и вовсе женился на прописке. «У москвичек прописка, а у нас — пиписка». Уж они–то, сомовские, хорошо знали, что домой ехать — глупость несусветная, никаких там перспектив, никакого профессионального роста.
3
Короче говоря, поселились мы с Иринкой в физиотерапевтическом кабинете.
На работу я не ходил: ждал, когда дадут общежитие. Да пойдёшь разве? Это ж не на субботник — мусор за просто так ворочать. Потёртыми джинсами и стоптанными туфлями не обойтись теперь никак. Врачу, особенно начинающему, имидж нужен, а тут — ни умыться, ни побриться, ни шмотьё простирнуть… Вещи свои мы оставили в камере хранения. Ирка сказала, что если мы будем держать там чемоданы слишком долго, когда–то явится милиция и вскроет ячейку. Вот мы и таскались на автовокзал раз в три дня, чтобы поменять шифр и опустить в щель автомата пятнадцать копеек. Спали на жёстких узких кушетках — само собой, порознь. Утром завтрак в буфете гинекологического отделения, стремительный марш–бросок в туалет, причём один стоял на стрёме, чтобы попридержать больных (уборная не запиралась). Ну, а потом, как говорится, вон из хаты, на прогулку по славному Щукину. А остаться «дома» никак нельзя было: физиотерапевтический кабинет до обеда обслуживал больных женщин.
Что такое Щукин? Старинный городишко, где две–три улицы вполне ничего себе, с магазинами, церквями, музеями, а остальные — просто сточные канавы с горами столетнего мусора у калиток. Пару раз в день, чтобы убить время, мы ходили в кино, но это выручить никак не могло, потому что кинотеатров в Щукине было всего два, и репертуар там бедненький. Обедали в кафе «Диета» или в стекляшке в центре города у памятника Ленина. Конечно, нам бы лучше борща домашнего или хотя бы пельменей, но не в гинекологии же куховарить… Слонялись по магазинам, ходили на аттракционы в крохотный парк, который, впрочем, был открыт не так уж часто, ворота запирались очень рано. Тем не менее, от уездного Щукина веяло чем–то гоголевским. Мы почти убедили себя в том, что нам это нравится.