— Не разжечь ли нам огонь в камине? — спросил Грисвелл, ужасаясь мысли о тьме, которая нахлынет из леса, когда кончаться короткие сумерки.
— Зачем? У нас есть фонари. Мы ляжем в темноте и посмотрим, что будет дальше. Вы умеете пользоваться оружием?
— Думаю, что смогу. Я никогда не стрелял из револьвера, но знаю, как это делается.
— Хорошо, тогда предоставим стрельбу мне, — Баннер сел, скрестив ноги, на одеяло и, опустошив барабан своего огромного кольта, проверил каждый патрон, перед тем как вставить его обратно.
Грисвелл нервно ходил взад-вперед, провожая тоскливым взглядом умирающий закат, подобно скупцу, взирающему на отбираемое у него золото.
Облокотясь одной рукой на рамку камина, он посмотрел вниз, на золу, покрытую пылью. Возможно, этот огонь разжигала сама Элизабет Блассенвиль более сорока лет тому назад. Мысль эта еще больше расстроила его. Он чертыхнулся и пхнул пепел носком ботинка. Что-то мелькнуло среди головешек — клочок бумаги, желтый от старости. Нехотя Грисвелл нагнулся и вытащил из-под слоя пепла тетрадь в рассыпающемся картонном переплете.
— Что это вы там нашли? — осведомился шериф, опуская револьвер.
— Старую тетрадь. Похоже на чей-то дневник. Страницы исписаны, но чернила сильно выцвели, а бумага в таком состоянии, что ничего не разобрать. Как вы думаете, почему она не сгорела в камине?
— Брошена туда, когда огонь уже погас, — предположил Баннер. — Может быть, кто-то нашел ее и забросил в камин — кто-то из воровавших мебель. Очевидно, он не умел читать.
Грисвелл перелистал мятые листы, напряженно всматриваясь при свете гаснущего заката в поблекшие каракули. Внезапно он выпрямился:
— Вот здесь разборчиво! Слушайте! — Он начал читать. — «Я знаю, что в доме есть кто-то кроме меня. Я слышу, как он ходит по дому ночью, когда садится солнце и сосны снаружи теряются во мраке. Часто по ночам кто-то скребется под моей дверью. Кто это? Одна из моих сестер? Или тетушка Селия? Если это так, то зачем ей красться по собственному дому? И зачем, потянув ручку двери, она тихо уходит, когда я спрашиваю — кто там? Нет, нет! Я боюсь. О боже, что мне делать? Я боюсь оставаться здесь, но куда же мне идти?»
— О! — воскликнул Баннер. — Похоже, это дневник Элизабет Блассенвиль! Продолжайте!
— Не могу прочесть остального, — ответил Грисвелл. — После этих страниц я могу разобрать только несколько строчек. — Он прочел. — «Почему негры сбежали, когда исчезла тетушка Селия? Сестры мои мертвы — я знаю, что они мертвы. Я чувствую, что они умерли ужасно, в страхе и в темноте. Но почему? Если кто-то убил тетушку Селию, то зачем ему убивать моих бедных сестер? Они были так добры к неграм. Если только Джоан…» — Он остановился, тщетно разыскивая продолжение. — Оторван кусок страницы. Здесь есть еще запись, под другой датой — то есть я думаю, что это дата. Начинается с полуслова: »…ужасная вещь, на которую намекала старая негритянка. Она назвала Джекоба и Джоан, но ничего не объяснила — может быть, она боялась». Здесь неразборчиво… А затем: «Нет, нет!… Как это может быть?! Она мертва или ушла! Пусть она родилась и воспитана в Вест-Индии, и не раз намекала, что посвящена в какие-то темные таинства — как она могла стать таким чудовищем! Это ужас! Боже, разве бывают такие вещи? Я не знаю, что думать. Если это она бродит ночью по дому, копошится у моей двери и свистит так дьявольски сладко… Нет, нет, я наверняка схожу с ума! Если я останусь здесь, я умру так же ужасно, как и сестры — уж в этот-то я уверена…»
Бессвязная хроника кончилась так же внезапно, как и началась. Грисвелл, поглощенный разглядыванием неразборчивых строчек, не заметил, как пришла тьма. Баннер давно уже освещал рукопись своим фонарем.
Оторвавшись от чтения, Грисвелл вздрогнул и бросил быстрый взгляд в темный холл.
— Что вы об этом скажете? — спросил он.
— То, что я и подозревал, — ответил Баннер. — Эта мулатка Джоан превратилась в зувемби, чтобы отомстить мисс Селии. Вероятно, свою ненависть к хозяйке она перенесла и на всю семью. Она принимала участие в колдовских обрядах на своем родном острове и «была готовой», как сказал старый Джекоб. Все, чего ей не хватало — это Черное Зелье… и Джекоб снабдил ее им. Она убила мисс Селию и трех ее племянниц-сестер. Она убила бы и Элизабет, да помешала случайность. Она скрывается все эти годы в старом доме, как змея в развалинах.
— Но зачем ей понадобилось убивать Брэйнера?!
— Вы же слышали, что сказал старый Джекоб, — напомнил шериф. — Убивать людей доставляет зувемби удовольствие. Она заманила Брэйнера наверх и проломила ему голову, а потом, вооружив труп топором, направила его вниз, чтобы убить вас его руками. Ни один суд не поверит этому, но если мы предъявим суду ее тело, этого хватит, чтобы доказать вашу невиновность. Моему слову поверят, а я скажу, что Брэйнера убила она. Джекоб сказал, что ее можно убить… впрочем, отчитываясь перед судом, я не буду вдаваться в подробности.
— Но она смотрела на нас с лестницы через балюстраду, — пробормотал Грисвелл. — Почему же мы не обнаружили ее следов на лестнице?
— Возможно, вам это приснилось, или она может внушать какие-то видения… К черту! Зачем пытаться объяснить то, что выше нашего понимания? Пора приступать к нашей вахте.
— Не выключайте свет! — непроизвольно воскликнул Грисвелл, но все же взял себя в руки. — Нет, конечно, гасите его. Мы должны лежать в темноте, как… — он запнулся, — как в тот раз.
Но страх, словно тошнота, подступил к нему, когда комната погрузилась во тьму. Он лежал и дрожал, слушая, как неистово стучит его сердце.
— Вест-Индия, наверное, самое гиблое место в мире, — задумчиво проговорил Баннер. Голубая сталь кольта мерцала поверх его одеяла. — Я слышал о зомби — оживших мертвецах. Но никогда до этого я не знал о зувемби. Очевидно, колдуны могли состряпать какое-то средство, вызывающее помешательство у женщин. Но это не объясняет гипнотических снов, необыкновенную долговечность, способность управлять трупами — нет, зувемби не может быть просто одержимой женщиной. Это чудовище — нечто большее, чем человеческое существо, оно порождено волшебными силами черных болот и джунглей.
Грисвелл заставил себя лежать спокойно. Казалось, время остановилось. Он чувствовал себя так, будто что-то душило его. Неопределенность становилась невыносимой; при попытке овладеть сжатыми в комок нервами его лоб покрылся холодным потом. Он сжал зубы и держал их так, пока челюсти не свело болью. Ногти его глубоко впились в ладони.
Он не знал, что его ждет. Дьявол появится вновь — но в каком облике? Будет ли это ужасно-сладостный свист, или шаги босых ног по скрипящим ступеням, или же внезапный удар топора из темноты? Кого зувемби выберет в этот раз — его или Баннера? Быть может, Баннер уже мертв? Грисвелл ничего не видел в темноте, но слышал ровное дыхание шерифа. Баннер, очевидно, имел стальные нервы — но был ли это Баннер? Может быть, дьявол уже пришел и занял его место, с кровожадным злорадством выцеливая следующий удар? Тысячи леденящих фантазий копошились в мозгу Грисвелла, сливаясь в сплошной ужасный кошмар.
Он понял, что сойдет с ума, если тотчас же не вскочит на ноги и не бросится, дико крича, прочь из этого проклятого дома. Даже страх перед виселицей не мог удержать его здесь — но не успел он пошевелиться, как дыхание Баннера изменилось, и Грисвелл почувствовал себя так, словно его окатили ведром ледяной воды. Откуда-то сверху, от лестницы, раздался дьявольский сладкий свист…