Не стоять на месте, не рассуждать, а двигаться, наплевав на голубей и безоружность. Движение, ровное, спокойное, несуетливое — единственный вариант спасения. Ожидание и паника — неминуемая гибель.
Вдруг одна из птиц подлетела ко мне и… заговорила человеческим голосом! Бархатистый тенор голубя гулким эхом разнёсся по всему коридору, заставив остальных пернатых замолчать:
— Лиза, спасайся! Стражи ада беспощадны! — сказала птица очень знакомым мне голосом.
Спасаться? Значит, надо было всё-таки спасаться?
Медовый пол снова стал твёрдым, коридор очертился более чёткими контурами и границами, скреплёнными голубиным пламенем. Я могла бежать, быстро, суетливо, но я не должна была так поступать, потому что прекрасно помнила сон. Потому что слышала, как хрустит под моими руками голубиная шея, а внизу мечется грозными языками пламя, жаждая схватить и обуглить моё беспомощное тело. Бегство или бездействие грозило гибелью, поклонение вело к рабству. Поэтому настала пора начинать, без лишних движений, без страха, без паники.
А голос принадлежал Максиму — теперь я точно знала это. Максим. Это был он. Его снова превратили в голубя, его привели к смертному часу. Кажется, суд уже почти совершился — но ненадолго прервался нашим появлением. Тем не менее казнь близилась, голубиное пламя подбиралось, играя и закручиваясь; выдавался последний шанс, последний миг, последнее мгновение, когда мы могли увидеться с другом! Но на разговоры решительно не оставалось времени.
Он пытался помочь мне, указав путь, силился спасти:
— Коридор налево, прямо, лестница, ещё один коридор направо — опять же иди прямо и увидишь выход! Там, стоя в дверном проеме, позови Эльвиру.
Грохот. Клокот. Зловещее рокотание, кажется, разрывающее Макса на части, разбрасывающее безжизненные перья. Я видела, как отлетали в разные стороны его перья, схватываемые демоническим огнём, как из огромной, устрашающей птицы он превращался в жалкое, ещё более уродливое создание. Не способное бороться со своими сильными сородичами.
Казнь ещё не началась, казнь была впереди и в пламени. Но его уже мучили в омерзительном коридоре. Его подвергали пыткам и увечьям, заставляя испытывать боли и терзания, высвобождая на его перьях порывы демонической ненависти. Его лишали последних сил, чтобы он не мог бороться.
А он взял и совершил последнее предательство — неожиданно! Кажется, он выдал мне значимый секрет, проговорил строжайшую тайну. Путь к выходу. Святое направление, в котором подсознательно мне ужасно хотелось рвануть. Но я стояла. Потому что мой друг находился в беде, смутной, неизвестной, сомнительной. Потому что я просто не смогла бы спокойно выбраться из голубиной обители, не выяснив, что сделали с Антоном, не попытавшись повести его за собой. К выходу. К спасению.
— Антон, где ты?! — отчаянно позвала я, затуманенно оглядывая своды коридоров. А голубей становилось все больше. Голуби летали и заполняли пространство, обмениваясь диким устрашающим кличем, на ходу обсуждая неизвестные кровавые планы. Голуби-убийцы. Демоны. Чудовища.
Неожиданно одна из дверей коридора распахнулась, и моим глазам предстал кусочек просторного холла с крепкими каменными стенами и облицованными мрамором сводами. Комнаты, где не было видно ни конца, ни начала. Зала, внутри которого на высоких пьедесталах, подчеркивающих величие, с важным видом заседали голуби. Словно короли, словно правители, словно властители мира, уже поработавшие землю, они что-то обсуждали гордым и величественным тоном. Казнь? Способ убийства? План жестоких действий?
Казнь. Скорее всего, это именно она. Последнее заседание голубиного суда, знаменующего расправу с ненавистными предателями. После которого мы окончательно потеряем Максима, уже истратившего все свои демонические силы.
Суд начался, когда мы боролись с почвой, и теперь распространялся, расширялся, встряхивая стены здания. Голуби становилось всё ожесточённее; они в бешенстве перекрикивались, то ли споря, то ли ликуя, то ли переругиваясь — по правде говоря, это меня не слишком волновало.
Я металась по коридору, не зная, куда податься дальше. Уходить? Спасаться? Или все-таки искать Антона, обречённого на беды и мучения?
Но все мои мысли прервал выстрел, гулкий, резкий, стремительный. Выстрел, немного заглушившей шум голубиной перепалки. Выстрел пистолета! Пуля обрушилась на одного из голубей, прорезав огненную плоть, оборвав и рассыпав изломанные перья. Кажется, голубь взвизгнул — и принялся обращаться пеплом, сухим, безжизненным. Беспомощное создание и жалкий комочек перьев, склеенных демонической кровью! Стремительно уменьшившись, он рухнул на пол, потерянно распластавшись на мраморном парапете. Побеждённая страшная птица, уничтоженный демон, сильнейшее создание, навеки отправленное назад, в ад, в преисподнюю. Возвращённое домой.
Всполошившиеся и разъярившиеся, голуби принялись с азартом перекрикиваться и переругиваться, спорить и перебраниваться. Их продуманный план был подорван и в крах разрушен. Потому что вряд ли это входило в изначальный замысел, потому что, скорее всего, заседание суда обычно проходило в мирных условиях.
Оружие, которое только что применил Антон, спасло нас, позволив выиграть время. Теперь следовало бежать, нельзя было тратить ни мгновения: секунды сыпались, сминая голубиные перья, проторяя дорогу. Бежать. Срочно бежать…
А между тем Максим, оказавшийся в эпицентре голубиного переругивания, сумел вырваться. И направился вдоль коридоров, зазывая нас вперед, за собой, к выходу.
Сердце отчаянно билась, кровь ударяла в виски, перед глазами растеливалась туманная пелена. Ноги подкашивались от усталости, не желая нести меня вперед; коридор плыл абстрактными контурами, смешанными с пылающими точками.
Но голуби были близко, голуби преследовали нас, подбирались вплотную. Ещё немного — и, несмотря на птичье замешательство, мы могли бы попасть в их лапы. Снова оказаться на спинах и перьях, снова повитать под сводами потолка. Только теперь не вернувшись на землю: стражи вряд ли уже изощрялись бы с методом наказания, решив сделать с нами то же, что и с людьми на человеческих землях.
Я не видела ничего. От скорости захватывало дух, птицы мельтешили перед глазами разноцветными черно-оранжевыми пятнышками. Дыхание сбивалось, заставляя меня периодически замедляться: я, никогда всерьёз не занимавшаяся спортом, не привыкла бегать. Тем более — бегать так долго. Тем более — спасаться от ужасающих монстров, с неудержимой яростью жаждавших наброситься!
Кажется, перья Максима осыпались, а на его теле образовывались раны, глубокие, болезненные. Но он продолжал лететь вперёд, указывая нам выход. А звуки клича периодически нарушили гулкие выстрелы, которые осуществлял Антон, когда голуби подбирались совсем близко.
— Зовите Эльвиру! Скорее зовите Эльвиру! — закричал Макс, пытаясь заглушить треск демонического пламени. Затем он добавил ещё что-то, кажется, важное, но этого я не услышала: рокот и клич оказались громче, гораздо громче.
Но вот — выход. Я крепко схватила за руку Антона, с яростным азартом сжимавшего оружие. Нужно было звать Эльвиру, настало время возвращаться из адского безумия. Возвращаться, пока голуби не захватили нас, пока не пронесли по свободам бесконечного здания. Пока не размазали наши головы о каменные стены.
Я принялась громко и чётко звать Эльвиру, ясно рисуя в воображении место, из которого мы отправились в Предъадье. Место гибели Ани, уголок моего деяния и порока. Ненавистные заросли. Захваченный голубями город.
Все закрутилось, начав темнеть и метаться в пространственным круговороте. Где-то гордо вскрикнул демон, а где-то болезненно застонало чудовище, измученное, истерзанное. Изувеченное собственными обозлёнными сородичами. Но ничего из того, что с ним сделали, мы не увидели. Потому что уже летели сквозь пустоту, отдаляясь от ужасного места, которое, кажется, ещё надолго обещало остаться в моей памяти…
Глава 27. Проекция
Я все ещё пыталась отойти от Предъадья, злобного, холодного, бездушного. От угрюмых стен замка и магии. От демонических воплей и стремительно приближающихся голубей. От всего, что с нами там произошло, что приключилось в неизведанных проклятых землях.