Когда сияющий круговорот остановился, перестав закручивать в себя все окружающие объекты, а мои глаза начали понемногу что-то различать, я сразу же ринулась к Ане, с абсолютно равнодушным выражением лица стоявшей неподалеку от железнодорожных путей и смотревшей на густую пелену туч. Мама, обрадованная исчезновению птиц, осталась стоять на месте. По-видимому, она совершенно не горела желанием узнавать причину, по которой это произошло.
Я же осторожно подкралась к Ане и, коснувшись её руки, тихонько спросила:
— Что это было? Как ты отогнала их?
— Это достаточно долгая история. Я расскажу тебе её в поезде, так как время поджимает. Но голуби ещё вернутся, это я знаю точно. Я их не прогнала окончательно, а тем более — не уничтожила.
— Но… — я замялась, не зная, что сказать. Множество вопросов разрывало мою голову, жаждя вырваться наружу, однако слов, чтобы их выразить, катастрофически не хватало, словно в один миг я лишилась всех речевых навыков.
— Теперь у меня нет часов, печально. Хотя, главное, что жизнь ещё со мной, — по прошествии нескольких минут грустно усмехнулась Аня, глянув на то жалкое подобие браслета, оставшееся от её дорогих часов. Видимо, камень, который она держала именно этой рукой, оказал на них неблагоприятное воздействие.
— Печально… — машинально повторила я, плохо соображая, что говорила. Волны странного спокойствия начали медленно захлестывать все мои чувства, и потому, не сказав больше ни слова, я двинулась к маме, всё ещё стоявшей на прежнем месте и упорно нас ждавшей.
=== Глава 13. Наблюдения ===
Добрались мы до города С достаточно быстро, вот только самого важного из того, что я ожидала, не произошло. Анна не рассказала. Абсолютно ничего не говорила о вещах, связанных с камнем, касающихся отгона голубей. Всю дорогу она сидела, апатично глядя на серебристые нити рек, обрамленные изумрудными полями, на тропы, дома, людей, магазины, и о чём-то думала. Ей словно не было никакого дела до меня, жаждущей как можно скорее выяснить хоть какие-то подробности о случившемся.
А вот мама смогла немного расслабиться: любимая книга, которую она в первую очередь закинула в свою походную сумку, пришлась весьма к месту. Спокойная история, что там описывалась, нагнала на мать какое-то ласковое умиротворение, и она с необычной для нашей ситуации безмятежностью поглядывала на окрестности.
А вот со мной всё обстояло гораздо хуже: сколько я ни пыталась расслабиться, сколько ни думала о приятных вещах, перед глазами всё равно возникала жуткая площадь и, конечно, твари, какие могли настигнуть нас в любой момент.
Анна же с каждой минутой вызывала у меня всё большее недоверие: её скрытность буквально раздражала, невольно наводя на дурные мысли. И то равнодушие, с которым она оценивала ситуацию, уже настораживало, весьма настораживало.
— Аня, ты же обещала мне рассказать про камень. Или я что-то не поняла? — не выдержав, обратилась я к сопутнице, но та, одарив нас загадочным взглядом, дала лишь короткий и совершенно неопределённый ответ.
Время пролетело незаметно — и мы, с трудом осознававшие свое везение, уже шли по знакомой платформе. Даже не верилось, что ещё вчера я, не на шутку встревоженная состоянием матери, стояла среди этих однообразных строений и ожидала поезд. Казалось, всё это безумное путешествие, порядком подпорченное птицами, длилось гораздо дольше, гораздо мучительнее.
А в городе С всё было спокойно — слишком спокойно. Прохожие как ни в чём не бывало сновали по улицам, транспорт ходил по расписанию, одинокие коты, не покалеченные голубями, мирно прогуливались среди клумб, гортанным мяуканьем зазывая своих подружек, — как в мирные времена. И всем, казалось, было абсолютно плевать на новости, объявленные по телевизору: их весь этот мнимый апокалипсис не касался, им жилось прекрасно, а значит, и поводы для тревоги отсутствовали.
В скором времени мы уже стояли около не понаслышке знакомого мне дома, окружённого цветущими клумбами. Терпкий аромат по-прежнему витал в горячем воздухе, со всех сторон сторон доносились монотонные машинные гудения, детские крики, брань, шум газонокосилок — все было таким обыкновенным, чересчур обыкновенным.
Впрочем, одна деталь, которая, собственно, больше всего и волновала, почти сразу привлекла моё внимание. Голуби отсутствовали. Совсем. Ни одного не было ни на улицах, ни на крышах, ни на оконных выступах — все как сквозь землю провалились. И сколько бы ни кликали бабушки, по привычке принёсшие угощения, сколько бы ни искали юные разбойники, безмерно любившие их погонять, сколько бы ни изумлялись молодые пары, использовавшие их в качестве символа своей любви, — птички всё не приходили.