Думать, лихорадочно думать. Следовало ещё поломать голову, долго, упорно, тщательно. Просто необходимо было разгадать загадку, которая в тот момент представлялась нам слишком трудной и запутанной. Наверное, она решалась магически, возможно, даже очень легко решалась, но мы ведь не владели магией! Поэтому помочь нам могла только Эльвира. Которая вряд ли пошла бы на уступки, даже если бы мы, пересилив себя, встали перед ней на колени. Это была бы пустая трата времени, ненужные минуты времяпровождения в компании ненавистного человека. Временем теперь мы, по идее, вполне располагали, даже слишком располагали, но лишний раз беседовать с Эльвирой совершенно не тянуло.
Что ж, кажется, оставалось лишь ждать, пока адские врата с металлическим скрипом отворятся, и стаи голубей, издав ликующий потусторонний клич, пропустят нас вперёд. Тогда мы и «отпразднуем» освобождение. Правда, не совсем такое, о каком мы мечтали, но хоть какое-то освобождение, окончание срока за непростительную ошибку. Злобно ироничное.
Неожиданно на меня снова накатили мысли о рабстве, тёмные, ненавистные. Огненная рука схватила изнутри. Нет, мы не могли сдаваться; спасение, спасение, только спасение! Я готова была сделать всё. Метаться по дому, ударяясь головой о стены, пытаясь пробить неприступную материю, бить окна и двери — все что угодно, только бы найти выход, лишь бы добраться до спасения. А Эльвира не могла быть настолько непобедимой, ведь нет безвыходных ситуаций, не существует непроходимых лабиринтов.
— Антон, ты понимаешь, я ненавижу этот дом! — воскликнула я, крепко сжимая кулаки и с отвращением глядя на осыпающиеся стены. — Меня здесь взяли в рабство! Мне давали унизительные указания. Я чистила какие-то котлы от голубиных кишок, я делала всякую гадость! — я жутко поморщилась, вспомнив, чем мне приходилось заниматься в этой хижине. Антон отреагировал с удивительно холодным и неприступным спокойствием. Неужели смирился и решил оставаться в этих стенах, пока не окончатся его дни, пока голуби не распахнут для него ворота в ад?
— Я чуть не сделалась рабыней голубей! Чуть не стала выполнять приказы жалких птичек, которых мы кормим на улицах! И ты предлагаешь мне здесь провести свою жизнь?! Нет. Ни за что! — последние слова вырвались отчаянным криком, а перед глазами снова невольно предстала ненавистная картина, которую я упорно пыталась, но не могла забыть. Котлы и голубиные тропы, странные люди, облаченные в маски голубей. Непонятные собрания и сомнительные речи, полные пренебрежения и цинизма.
Всё не должно было повториться. Я просто обязалась высвободиться, во что бы то ни стало вернуться домой, пусть даже в окружённый голубями город. Эта тюрьма — хуже ада. Её стены насквозь пропитались моей несвободой и болью, её стены были для меня страшным кошмаром, которые воплотился в реальность.
Не мешкать, только не мешкать. Следовало растормошить Антона, прижав его к стене, похлопав по безучастному лицу — сделав все что угодно, лишь бы он пришёл в себя, лишь бы опомнился хоть на мгновение. Его спокойствие раздражало.
«Предъадье читает человеческие мысли, Предъадье видит людей насквозь, ощущает их».
Да, мы всё ещё были там, в Предъадье. Кажется, дом чувствовал нас, с жадностью глотая потоки нашей боли, как кровопийца, высасывающий кровь. Нужно было успокоиться, хоть на секунду подумав о чем-то позитивном и светлом.
Но разве могла я думать «о хорошем», когда в голове неустанно всплывали образы самого ненавистного периода? Когда мои руки снова словно перебирали голубиные кишки, а ухо улавливало несуществующие импульсы скрипучих голосов птичьих сторонников?
Никак.
А Антон с неестественно спокойным видом рассматривал оружие, любуясь каждой частью, каждым изгибом. Странная вещь, непонятное творение, выкованное из потустороннего металла. Которое могло спасти нас, но теперь уже не имело смысла. И всё из-за того задания, какое мы приняли на свои плечи, не подумав в полной мере об ответственности и последствиях!
Но с голубями ведь помогло — может, и здесь поможет? Глупо. Ничего нам не поможет: разве могла эта пуля прорвать пространство, отворив выход, разорвав оковы бесплотного? Нет. Мы уже и без того потеряли один снаряд, тщетно попытавшись выстрелить в Эльвиру, пробудившую в Антоне зверя своими приторными и гадкими речами. Больше рисковать не стоило.
— Я понимаю, всё прекрасно понимаю, Лиза, — отрешённо вздохнул Антон, бросая пистолет на пол. — Мы могли бы попытаться позвать Эльвиру, но это будет бессмысленно, поверь. Я лишь снова увижу человека, к которому отношусь не лучше, чем ты к этому дому. Нужно думать над чем-то другим.