Крепче сжав пистолет, я двинулась вперёд. Ноги ныли, не желая двигаться и слушаться, отказываясь подбираться к объекту моей ненависти. Но мысли упорно убеждали меня, что следовало идти вперёд, к победе, к достижению цели. У меня были стремления, у меня имелся смысл. Оставалось действовать. Оставалось нещадно бить голубей, расплёскивая их горящие перья.
Дверь скрипнула под моим толчком, половица аморфно растеклась под ногами, но я в ней не увязла. За дни, проведённые в доме, в том числе в Предъадье, я поняла, как по ней продвигаться, чтобы не застревать в вязкой мути. И теперь я знала дорогу. И теперь я уверенно шла вперёд, без страха и паники, без тревоги и непонимания. Только с целью. Только с яростным желанием сражаться до победного конца.
Я медленно шла по коридору, прислушиваясь к шуму и треску, доносившемуся из комнат. Там что-то происходило, что-то крутилось и металось, что-то вертелось стремительной воронкой. Странное действие. Неведомое сражение, покрытое пеленой пыли и мрака. Представив, что могло быть за этими стенами, за этой гнетущей пустотой коридоров, я откровенно поморщилась. Убийство. Кровь. Чьи-то окровавленные внутренности, распрыскивающиеся по стиснутому пространству.
Но я не боялась, я двигалась смело, упорно, решительно. Подобралась к очередной двери, рванула ручку — и очутилась в комнате, наполненной людьми. Кричащими и ругающимися. Кажется, почти дерущимися.
Те мерзкие личности, некогда поймавшие меня в рабство, снова проводили собрание. Только другое, громкое, скандальное. Собрание, на котором присутствовала уже не понаслышке знакомая мне женщина с безжизненными чертами и пылающим безумием взглядом. Эльвира управляла ими, была их верным командиром и предводителем, идеалом и целью.
Стоя посреди круга, она с азартом размахивала руками, словно что-то им объясняла. Они слушались. Они подчинялись. Они не смели перечить, потому что, кажется, именно она была им главным руководителем.
Ненависть усилилась, закипев, подступив к моему горлу горячими волнами, но не следовало ей покоряться, идя на поводу у чувств и эмоций. Сейчас стоило морально высушить себя. Стать такой же, как Эльвира, такой же, как её безумная компания. Бесчувственной и безропотной. Безмолвной и безрассудной.
Половицы глухо заскрипели под моими ногами, создав дополнительный шум. От которого они заметили и увидели меня. Обезумевшие, они глянули в мою строну, жаждущие наброситься, готовые разорвать на части. Кажется, в один миг стены начали крошиться. Рушиться от ярости и ненависти, от злости и ревности, от всеобщего безумия и азарта.
Но я сделала решительный шаг вперёд, выставив оружие. Я знала, что от Эльвиры мне не убежать — она бы все равно нашла меня, куда бы я ни пошла. Иначе бы я и вовсе не стала соваться в этот дом, ужасный, ненавистный. Я бы двинулась на улицу, я бы принялась искать голубиных главарей, бороздивших опалённые городские пустоши. Я бы попыталась сделать хоть что-то, чтобы помочь жителям С, но не вернулась бы в дом, никогда не вернулась.
Однако это меня не останавливало. Ни дом, ни люди, ни Эльвира, ни магия — ничего не останавливало. Теперь я была уверена, что Эльвира не получит оружие. Я никогда его не отдам. Никогда не протяну во вражеское руки, пусть и вызволившие меня из подступающей адской копоти.
Все было или лестью, или обманом, или недоговорённой правдой. Скорее всего, она снова пыталась что-то хитро повернуть, чтобы никто ничего не узнал, чтобы никто не заметил. Она ничего не сделает. Она не сможет. Даже несмотря на значительную силу и, наверное, виртуозное владение оккультными науками.
Детское безрассудство, бесшабашная инфантильность! Они захватили меня вместе с яростью и стремлением действовать, принявшись толкать вперёд, с резвостью, с бесстрашием.
Толпа смыкалась под звуки криков и переругивания, толпа пыталась поймать меня, втоптать в застеленный пылью пол, накрыть клочьями грязи. Или… Они пытались это сделать друг с другом?
Внимательно оглядев каждого из них, я внезапно поняла, что все было не совсем так, как мне подумалось изначально. Они не собирались и не переговаривали, ничего не обсуждали и не планировали. Они боролись с рабами, измученными, озлобленными, ослабленными. Рабами, борющимися с бесполезной Эльвириной властью. Рвущимися к свободе и выходу, жаждущими силы и помощи.
Лица пылали яростью, взгляды горели огнём, придавая им энергии. Голодные и измученные, несчастные и униженные, они, кажется, стали даже сильнее, чем свои противники.