В мышцах затеплилась, мелко затряслась паника. Стоп! Профессор взял себя в руки. Если Тесла впал в маразм, вряд ли он создал бы функционирующую модель оружия, способную разнести сейчас вдребезги целый отель… или квартал. Если он всё же смастерил "луч смерти", стало быть, и интеллект у Теслы с возрастом не пострадал. Просто он был… как бы это выразиться… немного фантазёром. В здравом уме даже фантазёр не обречёт на гибель ни в чём не повинных людей. За эту мысль Трамп и ухватился.
– Никола Тесла был очень ответственным учёным, – заявил Джон, с удовольствием отметив, что промелькнувшие в его мозгу сомнения никак не отразились на голосе. Звучал он твёрдо и уверенно. – Мистер Тесла не подверг бы опасности ничьи жизни.
– Я слышал, он однажды едва не разрушил один из отелей, в котором проживал! – заупрямился просвященный управляющий. – Кажется, речь тогда шла о резонансе. Это свидетельствует…
"Послал же Бог умника!" – раздражённо подумал Трамп.
– Это свидетельствует как раз в пользу моих слов. Знаете ли вы, милейший, что, оценив риск, которому подверглось строение, Тесла разбил уникальное, единственное в своём роде оборудование, поскольку времени на его отключение не было.
– А как же Уорденклиффская башня?! – вскричал молчавший до сих пор служащий. – Я был ребёнком, но по сей день помню, как при её испытаниях по небу разлетались молнии в руку толщиной, а из-под копыт у лошадей летели искры! Это было ужасно!
Трамп растерялся. Изрядно же напугал гений этих парней, если они так ревностно следили за его деятельностью.
– Башня также была демонтирована… – пробормотал он, не найдя иного контраргумента.
– Да, была! – торжествующе отметил управляющий – Но, заметьте, разрушена не самим Теслой, а по распоряжению владельца отеля "Уолдорф Астория", которому он также задолжал за проживание. Шумное было дело с судебными разбирательствами. Тесла утверждал, что аппаратуры уничтожили на сумму, во много раз превышающую его долг перед отелем. Но башня служила всё тем же залогом, а, следовательно, являлась собственностью "Уолдорф-Астория". Где же ваша хвалёная ответственность?
– По-моему, мы несколько отвлеклись от темы, – пробормотал Трамп. Что ответить, он не находил и счёл, что лучше будет вернуться на исходную позицию. – Мы говорили об устройстве, хранящемся в вашем сейфе. Даже если это действующая модель, подумайте, выстрелит ли ружьё само по себе, если вы просто возьмёте его в руки? Как минимум необходимо его зарядить и знать, каким образом надо произвести выстрел, не так ли?
Довод, не выдерживал никакой критики, однако, оппоненты начали сдаваться. Похоже, просто устали. А, может быть, смирились с тем, что переубедить уполномоченного не удастся.
– Но вы можете гарантировать, что отель не пострадает?
Трамп кивнул. Он лгал, за безопасность "Губернатора Клинтона", как и за свою собственную, он не дал бы сейчас и дохлой мухи. Но ему хотелось скорее покончить с этим изрядно измотавшим его делом. Выхода всё равно нет. Вскрыть сейф поручило Управление по делам иностранной собственности, за которым стоят ещё более могущественные структуры. С ними не поспоришь. Для них несколько десятков жизней ничего не стоят, лишь бы "луч смерти" не достался противнику. Наследство Николы Теслы отходило племяннику, сербскому послу в Соединённых Штатах Саве Косановичу. Этот тип слыл тёмной лошадкой. Попади "луч" в его руки, кому он его передаст: коммунистам, монархистам, а, может быть, немцам, с которыми США ведёт сейчас войну? Так рисковать правительство не могло. Не желало оно и привлекать ничьё чрезмерное внимание, вывозя начинённый государственной тайной сейф. Кто знает, что может случиться в дороге, враг, поди, не дремлет. "Луч смерти" должен принадлежать Штатам или никому. Переворошив все возможные архивы изобретателя, никакой документации о разработках сверхоружия Трамп не нашёл. Последняя надежда – модель, оставленная в залог отелю "Губернатор Клинтон". Тут уж пан или пропал. Но почему Косанович так спокойно позволил шерстить Управлению своё наследство? Не потому ли, что твёрдо знает – "луч смерти" живым не дастся? О, Господи! На лбу Трампа выступили капельки пота. Он с ненавистью глянул на многозначительно насупившийся сейф. Нет, господа, гарантий вам точно никто не даст. Слишком высоки ставки. По сути, речь идёт об исходе Второй Мировой – у кого "луч", тот и отпразднует победу.
– Мы можем идти? – прервал невесёлые размышления профессора управляющий, косясь на сейф.
– Да, пожалуйста, – кивнул Трамп. – Благодарю за содействие.
Служащие поспешно ретировались. Профессор подошёл к окну и зачем-то открыл его. Промокший январский Нью-Йорк. Трамп, закурил. Интересно, если сейчас его не станет, листья весной рассядутся по своим веткам? Вдруг правы те, кто говорит, что этот мир существует только в нашем воображении. Если так, его воображение устроено в высшей степени бестолково. Какой смысл придумывать январь, когда можно всю жизнь блаженствовать в прозрачно-жёлтом, похожем на липовый мёд, сентябре? Чепуха. Зачем представлять болезни и нищету, войны и глобальные катастрофы? Или сварливую миссис Томпсон, гуляющую со своей визгливой таксой Вики по любимой аллее профессора. Наконец, будь его воля, разве стал бы он конструировать в мозгу это самое мгновение: тяжёлые шторы, пёстрый дорогой ковёр, подоконник с кружащими над ним голубями… Трамп вздохнул. Наверно, хорошо, что гипотеза рухнула. В противном случае, может случиться, что пройдёт минута и никаких голубей не станет. Не станет подоконника… Ничего не станет. Потому что не станет Джона Трампа. Некому будет это всё воображать. А так… его-то, возможно, не станет, но мир будет продолжаться.
Джон бросил окурок в окно. Альтруистические размышления не утешили. Напротив, было до слёз обидно – его не будет, а чёртовы голуби и подоконники останутся! Уж лучше бы гипотеза о воображаемом мире оказалась верной. Он бы сейчас нафантазировал мягкое кресло у камина, зачитанную до бахромы по краям переплёта книгу и горячий грог.
На окно уселся сизый голубь с радужными разводами на перьях. Он аккуратно, точно обновку, свернул на спине крылья. Расправил хвост, как это делают с отглаженными фалдами щеголи. Справившись, выжидательно уставился на Джона. Трампу птица напомнила эстета, устраивающегося поудобнее в бархатном театральном кресле.
– Что, приятель, увертюру ждёшь? – хмыкнул профессор.
Голубь умильно склонил головку набок. Один его глаз, лукавый и круглый, подёрнулся прозрачной плёнкой. Это явно означало высшую степень удовольствия.
– Летел бы ты отсюда…
Птица с места не двинулась, только переступила с лапки на лапку и ещё пытливее воззрилась на человека. Профессору стало не по себе. Отчего-то невыносимо захотелось отправиться к Публичной библиотеке на угол 43-ей улицы, как это делал покойный Тесла. Уж лучше кормить голубей, чем стоять сейчас рядом с хмурым сейфом. Джон отчётливо представил, как идёт в непрерывном потоке погружённых в себя ньюйоркцев. Растворяется в их конвейерном единообразии. Движения отработаны до автоматизма, экономичны, максимально полезны. Потом отделяется от общего, отламывается, как краюха от каравая. И тут, он, отрезанный ломоть, внезапно обретает очертания, отличные от заданных. Становится удивительно хорошо, бесконечно свободно, как в детстве. Вероятно, это происходит оттого, что очертания эти его собственные, ни на кого не похожие, никем не подравненные. Останавливается у библиотеки, свистит (непозволительная вольность!). Со всех сторон к нему слетаются голуби… Он бросает им крошащийся в пальцах корм. Птицы аплодируют крыльями цвета грозовых туч, склёвывают зёрна и, наконец, принимают его, присаживаются на раскрытую ладонь. Он стоит посреди кружащего города с протянутой рукой. Словно подаяние просит. Но это не стыдно. Просить милостыню у птиц – прекрасно! Они кидают от щедрот своих не медяшки, а то, чего у них самих в избытке – волю и вечность. Птицы, как осенние листья, всегда возвращаются. Бьют клювиками в яичную скорлупу, помня, как свободно носились когда-то над Древним Римом или будили курлыканьем заспавшегося Тутанхамона… Иначе невозможно. Птицы и часы живут в разных измерениях.