— Не-а, — отчужденно сказала Валя.
— Ладно, нафиг мне не нужен твой мобильник. Но ты хотя бы время по нему смотри, ага?.. И не говори никому, где мы. Понимаешь?
Валя кивнула, но тут же спросила почему.
— А-а, долго объяснять. Но, короче, меня схватят. За мной охотятся.
— Кто? — широко раскрыв глаза, спросила Валя.
— Мафия, кто ж еще, — сказал Вася. — Но… хотел бы я знать, где ты будешь брать деньги для пополнения баланса. Работать-то не желаешь. А попрошайничать здесь не у кого. Или у тебя там, в подкладке, вшиты банкноты?
Она отрицательно покачала головой и тут же спросила, что это такое.
— Банкноты?.. Бумажки банковские. Деньги, зараза-дерьмо-проклятье…
Они пошли назад. Вася споткнулся и, не удержавшись, упал, заругался.
— Проклятье!.. Надо фонарик.
— Фонарь, — подсказала Валя.
— Хыхыхы… Смотреть керосиновые сны.
На этот раз Вася вошел без стука. Васильевна была в кухне, а из комнаты доносился возбужденный спор какого-то ток-шоу. Слышались выкрики о музыкантах, поддерживающих хунту, о национал-предателях Бабченко, Макаревиче, о русофобе Невзорове. Но тут же Эдик переключился на другую программу, воскликнув: «А пошли вы все на хер!..» Следом за этим заскрипели тормоза, раздался душераздирающий крик и загрохотали выстрелы.
Васильевна указала на коробку. Вася взял ее со стола и торопливо пошел прочь.
— Так где второй-то? — резко спросила Васильевна.
— Там, — ответил Вася. — В смысле, тут.
— Ну так пусть забирает, сейчас заполню.
Вася вышел на улицу, набрал холодного воздуха, выдохнул, кивнул на дверь и сказал Вале:
— Зовут.
Валя быстро перекрестилась и вошла в дом. Вася, глядя на это, просмеялся по своей привычке:
— Ну примадонна, а не попрошайка.
Вскоре Валя появилась со своей коробкой, и они отправились трапезничать в вагончик. Прежде чем усесться за стол, Вася зажег керосиновую лампу и затопил печку. Валя тем временем молилась да крестилась и шептала «Отче наш иже еси на небесех…» и так далее.
Наконец они открыли свои коробки.
— Что это у нас? — пробормотал Вася, беря ложку.
— Макароны, — сказала Валя.
— Ххыхыхых!.. Как в тюрьме…
Валя быстро на него взглянула. Вася поймал ее взгляд.
— Что смотришь? — спросил он. — Как прокурор?
— Ничего, — ответила Валя, отводя глаза.
Позже, когда они улеглись на свои койки в натопленном вагончике, Валя спросила:
— А ты там, на берегу, говорил… говорил…
— Что? — осоловело спрашивал Вася.
Тепло и сытость разморили его, да и целый день труда, физического труда, к которому он вовсе не был привычен.
Валя молчала, вздыхала.
— Что… — снова пробормотал он, уже почти засыпая.
— Про Фуджу, — сказала Валя. — Это твоя баба?
— Фуджи — это… это вулкан.
— Ты сказал… сказал… жалел, что нет тут твоей Фуджи, — почти дословно воспроизвела его реплику Валя.
— Да?.. А, это… это камера… Фирма такая японская, производит их. Камеры. Так они и называются — «Фуджи».
— Для кино? Ты киношник? Кинокамера?
— Хыхыхых, — засмеялся Вася. — Нет, я человек пока. А «Фуджи» — фотик. Но у меня его изъяли… Как и вообще всю технику. Ну комп, мобилу. Только велосипед не взяли. А зря. Я на нем могу въехать в мавзолей… Или в ворота Кремля врубиться в знак протеста. Хыхыхыхых…
— Гора… фотик… камера… — бормотала Валя.
— Да это мне тот фотограф дал кличку — Фуджи, потому что люблю фотики этой фирмы. А я ему дал кличку Никкор, он любитель «Никона». Свадьбы снимает.
— А ты?
— Я? Нет. Я так… свободный художник. Любитель.
— А кем ты работал?
— Хыхыхыхых!.. Хыхыхых!.. — Вася зашелся своим смехом. — А ты?..
— Я-а-а? — изумленно спросила Валя.
— Ты, ты, ты.
Она не отвечала.
— Тоже, как видно, свободный художник, художница, — заметил Вася.
— Фуй, как жарко, — сказала повеселевшая Валя, стаскивая свитер, потом и темно-голубые штаны толстые спортивные со светло-синими лампасами, трико, две рубашки, пока не осталась в одних трусиках и черной футболке. — Счас бы закурить сигаретку.
— Да ну, — возразил Вася, — развешивать сеть для рака. Легкие и будут такой сетью — обязательно поймаешь. Моя тетка курила, как героиня Гарика Сукачева, только не трубку, а папиросы все. И ей отрезали легкое. А она все равно курила. Ну и в одно легкое набилось порядочно этих с клешнями, задушили ее. Нет. Мне воздух нравится! Синее небо…