— Это слишком нехорошо сказано, — ответил водитель. — Зачем же ругать все скопом?
— Так вы сами сказали.
— Я имел в виду Солженицына.
— А правда, нет ночей? И прям светло как днем? — спросила Валя.
Водитель хмыкнул.
— Правда. Неужели по телевизору не видела? Или вон по Ютубу?.. Светло, хоть шей. На куполах и крестах свет солнца даже в час ночи.
— Ой! — воскликнула Валя. — Вася, поедем туда.
— Там еще зима в полном разгаре, — ответил с неудовольствием Вася. — И полярная ночь вообще. Прлоклятье, — добавил он с отчаянием.
— А когда же наступит день, чтобы без тьмы? — спросила Валя.
— Летом, — сказал водитель.
Некоторое время все молчали, как будто прислушиваясь к ровной работе мотора, шуму дороги, ослеплявшей их радужными сполохами фар. Но встречных автомобилей уже было меньше. А вокруг простирались сероватые поля, уходящие в черноту. По холмам светились иногда деревни.
— А-у-нас-давно-уже-эта-ночь-давно, — пробормотала скороговоркой Валя. — Не-видать-ни-зги.
Водитель поймал ее изображение в зеркале.
— Ничего, утром рассветет, — сказал он.
— Нет-нет-нет, — затараторила Валя. — Нету-почти-света. Мартыновна улетела. Хотя Матушка вот и вернулась. Но там сейчас ее накроют. Рясами, платками, грязными поцелуями. Фу, пакость какая. На сто шагов не подпускала бы никого. Давно говорила Мюсляю, надо купить лампу, лампу керосиновую. Ходишь и спотыкаешься. Не видно. Нет свету. Так он не разрешил. Ага, а себе на табак берет сколько хочет да на вино. А мне на лампу не дал. Прибью, говорит, и тебя, и лампу. Потому как сам-то из угля весь, угля тьмы, а в сердце чернила. И глаза из гуталина. Страшный. Уже хватился и меня ищет.
— Чудно, — пробормотал водитель и посмотрел на Васю как только можно дольше.
— Чудно, что есть места с тем фаворским светом, а есть без него, — отозвалась Валя.
— Хватит тебе, — попросил Вася.
— Ребята, а вы вообще откуда едете? — спросил водитель.
Они молчали. Так в молчании и ехали дальше. Вася начал клевать носом, и Валя увидела, как мужик с бородой в подпоясанной рубахе спускается по камням к реке — к Днепру — и зажигает керосиновые лампы: одну, другую, третью, — и трепещущие огоньки тех ламп отражаются в темных водах…
Автомобиль мягко подпрыгнул, и Вася очнулся, ошарашенно вытаращился вперед, потом посмотрел на водителя и проговорил с некоторым удивлением:
— Лев Толстой приснился.
Водитель мельком глянул на него.
— Что говорил?
Вася подумал и пожал плечами.
— Ничего.
Помолчав, добавил:
— Керлосиновый сон.
Еще через некоторое время автомобиль начал тормозить и остановился.
— Все, — сказал водитель. — Здесь я сворачиваю. Дорога на Брянск — прямо.
— Спасибо, — ответил Вася. — Денег у нас нет.
— Я догадался, — сказал водитель.
— Хорошо, — сказал Вася и начал выбираться из автомобиля.
Пассажирка не двигалась. Водитель оглянулся. Девушка спала, положив голову на рюкзак.
Он соскочил с поезда возле открытой террасы со столиками, сразу подошел к светловолосой девушке, обнял ее. Она запрокинула голову: о, это ты? Он принялся целовать ее чудесное светлое лицо, расспрашивать: как ты здесь?
Голос диспетчера: «Это уже опасно, надо спешить!»
Мы стоим, не разнимая рук.
Снова диспетчер: «Его качества могут рассеяться».
Она: «Иди, иди».
Он: «Подожди, сейчас… Как это место называется?»
Она: «Что?»
Он: «Как этот город называется?»
Она (с удивлением): «Основная Теория».
Он (всматриваясь в ее лицо и сопротивляясь силе, утягивающей в некое жерло): «Сколько лет вы здесь живете?»
Она (как бы не понимая): «Что?.. Сто сорок».
Он: «Сто сорок?»
Она: «Семьдесят».
И все, его затянуло обратно в поезд. По лицу потекли даже слезы. Смешно, он думал, что уже никогда не попадет на эту станцию. Никогда уже не попадешь туда, на эту станцию, и не увидишь светловолосую девушку. Он не знал, что все железные дороги соединяются и есть специальный атлас этих дорог, станций, полустанков. По ним можно все проследить. И она это знала, хотя и не была светловолосой девушкой.
Проснулась
Проснулась Валя от сильной качки, как будто они уже добрались до северного моря и плыли теперь к Соловкам. Но нет, все было то же: впереди водитель, рядом с ним Вася.
— Ой, — произнесла она. — Мм… Тут нет нигде остановки?