Первая группа вопросов, заданных Болотом, касается происхождения главных элементов мира: белого света, солнца, месяца, звезд, утренней и вечерней зари, ночей, росы, ветров, грома, дождя. Ответы Давида никак не согласуются с Книгой Бытия, где Бог творит мир из ничего одним своим словом. Здесь же Бог, названный Саваофом и Христом, Царем Небесным, создает мир из частей своего тела[5]:
свет — от духа (лица, очей, сердца, суда);
солнце — от лица (груди);
месяц — от груди (лица, затылка, очей);
звезды — от риз (очей, речей);
зори — от очей (риз, солнца);
ночи — от дум (волос, сапог);
роса — от слез;
ветры — от духа (дыхания, кровей);
громы — от речей (глаголов);
дождь — от слез (мыслей).
От создания мира стих переходит к созданию человека. Здесь миф как бы «переворачивается»:
кости человека пошли от камня;
тело — от земли;
кровь — от моря;
мысли — от облаков;
разум — от самого Христа.
Нетрудно догадаться, что в изначальном мифе камни происходили от костей Бога, земля — от плоти, море — от крови, облака — от мыслей.
Именно эта часть стиха находит себе широкие индоевропейские параллели и восходит, несомненно, к общеиндоевропейскому мифу. Этот миф о создании мира из частей тела бога или гиганта сохранили источники, разбросанные по странам и векам: индийские — Ригведа (X, 90), Брихадараньяка-Упанишада (1,1,1; I, 2, 3), Чхандогья-Упанишада (И, 7,1; II, 17,1)[6]; иранские — Бундахишн, Затспрам[7], Ривайят; германские — «Старшая Эдда»; средневековые западноевропейские — песнь немецкого схоласта Эззо (X в.), англосаксонские «Обряды Дунелмской церкви» (X в.), «Эмское право» (XIV–XV вв.), «Луцидарий» и «Сакрамент» Гонория Отенского (XI в.), «Пантеон» Готфрида фон Витербо (XII в.), французская рукопись XV в. из Парижской королевской библиотеки; греческие — орфический гимн Зевсу[8]; славянские — «Беседа трех святителей», «Вопрос, от скольких частей был создан Адам». Отразился данный миф и в манихейской книге «Кефалайя». Мани, месопотамский пророк III в., попытался объединить в своем учении христианство, зороастризм и буддизм, индоевропейскую и семитическую традиции.
Древняя форма мифа сохранилась в Ригведе и «Старшей Эдде». Боги приносят в жертву великана-первочеловека (Пурушу, Имира) и из его тела создают мир. Б. А. Рыбаков проследил этот миф в трипольской культуре IV–III тыс. до н. э. На сосуде из Петрен изображен гигант. Голова его достигает неба вровень с солнцем, ноги по колена скрыты в земле, туловище же выше пояса как бы составлено из двух торсов с двумя парами рук. Согласно Ригведе,
В более поздних Ведах семь мудрецов-риши создают из семи Пуруш одного, «в то, что выше пупа, превратили они двоих». Пурушу отождествляли с Митрой-Солнцем, греки же представляли четвероруким Аполлона.
Сохранились, однако, еще более древние индийские версии, в которых космогонической жертвой служит не человек, а животное — конь (Брихадараньяка-Упанишада) или козел (Атхарваведа). Иранскую версию реконструировал археолог Ю. А. Раппопорт по изображениям на глиняной фляге из дворца-мавзолея Кой-Крылган-Кала в Хорезме и серебряной чаше, найденной в Бартыме, в Пермском крае. В начале мира была огромная водоплавающая птица (утка, гусь или лебедь). Она породила иную птицу — хищную, солнечно-огненную. Точнее, птице-зверя — грифона, льва-орла. Огненная птица растерзала водную и из ее тела создала мир. Зороастрийские книги этого мифа не сохранили, но они говорят о двух чудесных птицах: хищная Саена связана с небесным, духовным миром, водоплавающая Каршипта — с земным, материальным. (Саена — тот же Сенмурв, крылатый пес, древнерусский Симаргл.)
Вот откуда столь популярные в скифо-сибирском зверином стиле сцены терзания. Грифоны, львы, барсы терзают коней, козлов, быков, оленей, орлы — козлов или лебедей…[9] Те же самые пары борющихся животных хорошо известны в искусстве Месопотамии, ахеменидского и сасанидского Ирана и Древней Греции. Ни христианство, ни ислам не смогли искоренить древних образов. В XII–XIII вв. все те же сцены борьбы зверей изображались на белокаменных рельефах владимирских соборов, на вратах собора Рождества Богородицы в Суздале, в росписях Палатинской капеллы во дворце норманнских королей в Палермо, на иранских и среднеазиатских серебряных сосудах. А это и было время «Слова о полку Игореве» и «Младшей Эдды», время Авраамия Смоленского и «Голубиной книги». Инквизиторы, сжигавшие волхвов, оказались бессильны перед поэтами и мастерами, вроде бы вполне благочестивыми.
6
8
Орфические гимны, созданные в Греции в VI–V вв. до н. э., приписывались мифическому Орфею — фракийскому певцу-шаману.
9
Подробнее о значении сцен борьбы животных см.: