Выбрать главу

— Разыгрываешь меня? А, ты подумал — мне скучно? Нисколечко. Почему-то мне никогда не бывает скучно. Бывает досадно. Иногда жить не хочется. Раз, примерно, в столетие. Но скучно — никогда. Так что ты не развлекай меня.

— Неужели бывает так, что тебе на самом деле не хочется жить?

— Да.

— Поразительно… У девчонки… Не вижу причин.

— И не можешь видеть: от вашего города до нашего три тысячи километров. Притом не думаешь ты обо мне.

— Отчим?

— Отчасти.

— Парнем я с ним дружил. Плохого не запомнил. Скромный. Верно, молчун… В международную политику все вникал.

— Не верится. Скорей автомашины будут интересоваться политикой, чем он. Ему никого и ничего не надо — только водку. Если бы ему подарили цистерну водки, он бы пил, пил, стал бы обливаться водкой, плавал бы в ней и в конце концов с удовольствием утопился.

— Не преувеличиваешь?

— Нет. Когда ему надо наскрести денег на бутылку, он готов перевернуть дом и поубивать нас. Правда, что на войне давали каждый день по сто грамм водки?

— Давали.

— На войне приучился.

— Мог. Но мог и отучиться. Я тоже не в тылу сидел.

— А в себе ты вины не видишь?

— Какой?

— Не надо притворяться.

— Было бы довольно просто…

— Зачем ты бросил маму и меня?

— Не стоит вникать.

— Раз я из-за этого страдаю, значит, нужно вникать. Ты все-таки скажи: почему ты сбежал от нас с мамой? Я, может, приехала сюда для того, чтобы узнать это.

— Папка не сбегал, — сердито сказал Игорешка. — Он всегда с нами.

— Сынок, пломбир вкусный. Кушай, покуда не растаял.

— Чего она? Машка-бабашка.

— Мама чудесная! Ничем тебя не оскорбила, а ты бросил ее. Даже записку не оставил. Мы думали — тебя бандиты убили. Как мы разыскивали тебя! Ты прислал перевод, знаешь, как мы обрадовались! Не деньгам, а тому, что цел. А ты нас бросил. Зачем, скажи? Разве мы заслужили? Разве мешали тебе?

— Я души в вас не чаял!

— Ну?

— Бессмысленно… Не надо… Бывают незадачи в отношениях. Лучше молчать…

— У честных людей не бывает.

— И у честных. Негоже касаться.

— Стыда боишься?

— Машка-бабашка, отвяжись от папки.

— Ты, Игорешка, маленький. Помалкивай. Ладно?

— Пусть не задирается.

— Отвечу, но не сейчас. Покуда ты в том возрасте…

— Уже в том возрасте, когда пропускают на картину «Ночи Кабирии». Показала паспорт — и пропустили.

— Имеешь право. А я бы на твоем месте не стал ходить на такие фильмы.

— А жизнь?

— Что — жизнь?

— На жизни не напишешь: «Дети до шестнадцати лет не допускаются».

— Что верно, то верно. Плохо тебе там. Как бритва режешься.

— Там я не режусь. Там меня полосуют, а я молчу.

Собираясь к отцу и затем в пути Маша мечтала выяснить тайну его исчезновения, обернувшуюся для матери и для нее долгой бедой и мучительной загадкой. В ее воображении выведывание причины происходило тонко, без настырности. Она не допускала, что отец будет умалчивать о том, что стряслось столько лет назад.

Но случилось именно то, чего она никак не ожидала. И в ней поднялось ожесточенное недоумение, возникшее с малолетства, и она никак не могла примирить свое желание с отцовым ласковым умиротворением и состраданием, отодвигающим ее в неведение, гнетущее и больное. Она не ожидала от себя, что встанет и быстро выйдет из ресторана.

Очередь на теплоход разбухла, стала длинней. Маша вертко двигалась в горячей толпе. Какое-то слепящее чувство владело ею, и она не различала лиц, проплывающих мимо, и даже не узнала, хотя и останавливала на нем взгляд, Владьку, который вел за собой магниево-седую старуху.

Едва Маша успела проскочить сквозь поток пассажиров — ее догнал отец. Корил за вспыльчивость, просил вернуться в ресторан. Маша молчала. Ей казалось, что ее душа каменеет от презрения к нему.

Он пошел расплатиться с официантом и забрать Игорешку, а ей спокойно велел никуда не уходить. Это подстегнуло ее гнев. Она спустилась вниз и побежала по береговым плиточным камням. И чем быстрей бежала, тем веселей становилось на сердце. Минуя розовый дебаркадер, подскочила, взбрыкнув ногами. И оглянулась на улюлюканье, раздавшееся на воде. Улюлюкали парни, удившие с плоскодонки. Успела засечь, что кто-то чешет вслед за ней по берегу. Не разобрала кто, а когда оглянулась, узнала Владьку.