Конечно, она всего лишь женщина… Но она жена офицера, черт подери!
Петр Дмитриевич крякнул и сел на кровати. Встряхнул газету и аккуратно сложил ее вчетверо. Конечно, он к ней придирается. Помнится, когда привез ее, девчонку, на их первое место службы, она спросила его: «Что я должна делать, чтобы ты был доволен?» Так и спросила, он это хорошо помнит. И говорок ее по-южному мягкий, смешной помнит. И глаза наивные. И он ей сказал: «Я, Таньча, намерен дослужиться до генерала. А ты должна соответствовать». Он, конечно же, преувеличивал немного, но оказался прав.
А Татьяна все восприняла всерьез, старалась. И у нее получалось. Он только диву давался: стол накроет с сервировочкой, салфетки накрахмалит, посуду начистит. Все подмечала, всему училась. Дома всегда чисто, уютно. Какие-то салфеточки кругом, подушки вышитые. Все эдак ловко у нее получается, он за это ее всегда ценил. А тут, незадача, погорячился. Придется теперь подлизываться…
Подошел к жене.
— Таньча, ну не дуйся… — заговорил он своим обычным, домашним тоном. — Я нервничаю немножко из-за своей «стратегии»… Ты же знаешь, у меня есть недоброжелатели, которые будут рады втоптать в грязь… Любой промах — повод для насмешки…
Жена молчала, не меняя позы. Петр Дмитриевич обнял ее за плечи.
— А сколько у нас блатных! Сколько карьеристов, блюдолизов, которые не то что план-обоснование для главнокомандующего разработать, рапорт грамотно составить не в состоянии!
Татьяна Ивановна понимающе кивнула. Да, таких полно, и все они завидуют блестящему уму и предприимчивости ее мужа.
— От решения комиссии многое зависит, Танечка, — мягко продолжал генерал, — и я сейчас ни о чем другом не могу рассуждать.
— Да, я понимаю, — наконец согласилась супруга. — А тут у нас гости… Таскаем тебя по Москве…
— Нет, я рад, ты же знаешь, я всегда рад… Но наверное, я устал, дорогая. Простишь меня?
— Ну куда ж деваться? — сдалась Татьяна Ивановна и добавила: — Хотя я уверена: ты совершенно зря нервничаешь. Твой план признают блестящим, его одобрит главнокомандующий.
— Ах ты моя предсказательница!
Генерал легко поднял жену и отнес на кровать. Газета была забыта, «стратегия» до утра — тоже. Как любил говаривать генерал, супруги предались «забавам молодости».
Ноябрь принес в Москву ветры, которые, совершенно ошалев, носились по арбатским переулкам, срывая последние листья с деревьев и бросая их на мокрый булыжник и асфальт.
В скверах и парках неустанно работали дворники, сгребая листву и подметая дорожки.
Рита Малышева бежала по Садовому, подняв воротничок пальто и придерживая руками беретку. Несмотря на сюрпризы осенней погоды, Рита отчаянно любила праздник 7 ноября. Улицы, украшенные флагами и транспарантами, марши, доносящиеся из громкоговорителей отовсюду, постовые в парадной форме, вымытые дождем машины и народ — с шарами, с флажками, спешащий к Красной площади… Красотища!
Потоптавшись у подъезда Подольских, Рита быстро замерзла, но уходить с улицы не хотела, лучше подождать подругу тут. Толстая, укутанная в телогрейку, в белом фартуке мороженщица катила свою тележку. Рита поколебалась секунду, кинулась к тележке и купила эскимо. Теперь она вынуждена была зайти в парадное, чтобы в тепле насладиться мороженым.
Подружка задерживалась. Рита про себя обозвала Калерию копушей и развернула фольгу. Больше всего она любила откусывать тонкий, быстро покрывающийся мелкой росой шоколад.
Прошумел лифт. Рита приготовилась было выговаривать подруге за опоздание, но двери лифта плавно разъехались, и вышла вся семья Подольских, в полном составе. Генерал в парадной шинели и каракулевой новой папахе, погоны сверкают позолотой. Рита едва не зажмурилась от столь головокружительного блеска. Не менее сногсшибательно выглядела и мать Калерии. Поверх длинного буклированного пальто была наброшена накидка из черно-бурой лисы, а руки Татьяны Ивановны спрятаны в такой же черно-бурой муфточке. Шикарно! Рита чуть не поперхнулась эскимо. Подруга маячила позади родителей с совершенно постным лицом.
— Здравствуй, Рита. Что же ты не поднялась? — пропела Татьяна Ивановна, благосклонно улыбаясь, наверняка хорошо осознавая свое величие и блеск.
— С праздником, Татьяна Ивановна! С праздником, Петр Дмитриевич! Какие вы… ослепительные! — затараторила Рита, искренне расширив восхищенные глаза.
Пропустив вперед чету Подольских, Рита пристроилась к хмурой Калерии.
— Ты что так долго? — зашипела она той в самое ухо. — Мы можем опоздать.
Лера как-то странно взглянула на нее и ничего не ответила. Зато отозвался генерал:
— Я скажу Васе, он отвезет вас, девочки. Нехорошо подводить коллектив.
— Нет! — почти вскрикнула Калерия. Родители обернулись на ее голос. — Мы пешком, тут ведь совсем рядом! Мы бегом, правда, Рита?
Та удивленно вытаращилась на подругу. Что это значит? Конечно же, быстрее в машине. К тому же Вася… Лерка знает, что водитель Подольских симпатичен Рите, и вообще… В машине теплее, в конце концов!
Рита так думала, но возразить не решилась. Слишком уж упрямое и решительное выражение лица было у подруги. Вероятно, поругалась с родителями. Бывает… Хотя с такими родителями — ругаться?
У Риты отец ученый. Тоже величина. Но он почему-то совсем не любит никакого блеска, сидит в своем кабинете над своими колбами и иногда с непомерным удивлением взглядывает на нее, Риту. Будто недоумевает: откуда она, такая большая, взялась. Она твердо решила выйти замуж только за военного, потому что погоны и парадная форма просто сводят ее с ума.
У подъезда стояла кофейная «Победа». Вася Никоненко с сознанием собственной важности распахнул дверцы поочередно для Татьяны Ивановны и генерала. О! Рита мгновенно представила себя на месте Леркиной матери. Как бы она в меховой муфточке, рядом с генералом… Шик!
Но подруга дернула ее за рукав, и они, помахав вслед «Победе», побежали дворами к школе.
— Копуша! — буркнула Рита на бегу.
— Я вообще идти не хотела! — объявила Лера.
— Заболела, что ли?
— Да ну! Холодно, и вообще… Кому это надо? Будем сейчас как дураки флажками махать…
— Ты что? — удивилась Рита. Они пришли. За воротами их женской школы толпился народ, уже подъехал первый автобус. — Это же… парад! — Она не находила слов, не могла понять подругу. — Вся страна сейчас празднует! И потом — мы же в колонне, мы же не просто так…
— Девочки! Как нехорошо опаздывать! — К ним неслась их классная, которую за глаза все звали Метелкой. — В класс! В класс переодеваться! Лера, не ожидала от тебя!
Лера испуганно взглянула на классную. Рита не поняла этого Леркиного испуга. Нашла кого пугаться — Метлу. Не ожидала… А от нее, Риты, она, значит, ожидала?
В классе лежали их костюмы — белые футболки с рукавами и синие шаровары.
Рита сразу же забыла про Метелку, в считанные секунды скинула коричневое школьное платье и облачилась в костюм. Покрутилась юлой возле доски, схватила щетку, одиноко торчащую в углу, и вскочила на стул.
— Композиция «Девушка с веслом»! — провозгласила она и хлопнула в ладоши.
На подругу почему-то не произвел никакого впечатления ее артистизм. Калерия все еще возилась с шароварами. Что это с ней? Веселая, грациозная Лерка вдруг превратилась в неуклюжую хмурую копушу. Рита решительно отказывалась понимать подругу.
— Что с тобой, Лер? Какая муха тебя укусила? Ты что, в спячку ушла, как медведь?
Рита соскочила со стула и попыталась помочь подруге. Та безучастно опустилась на стул.
— Рита… а вдруг с ним там что-нибудь случилось? — наконец проговорила Лера, не поднимая на подругу глаз. — Ведь бывает, самолеты разбиваются, поезда тоже…
— Так ты это из-за Юры? — дошло наконец до Риты. — Так и нет ни одного письма?
Лера обреченно покачала головой.
Вид подруги определенно не нравился Рите Малышевой. Она, конечно же, тоже мечтала о любви. Но если любовь так опустошает человека, делает его неузнаваемым… то лучше не надо!