Голубка
Вале - жене, другу
Говорят, что великие идеи приходят в наш мир на крыльях голубя. И может быть, если мы прислушаемся, мы уловим среди грохота империй и наций как бы слабый шелест крыльев, мягкое движение жизни и надежды...
Альбер Камю
КНИГА ПЕРВАЯ
Глава первая
«Чья коза пестрая замерзает на привязи
16 квартал около магазина».
Надпись сделана химическим карандашом на деревянной дощечке. Дощечка привязана проволокой к выключателю у входа на автостанцию.
Люди вбегали в помещение, грели руками глаза, снимая с ресниц пресные слезы, грели онемелые губы, щеки, оглядывались.
Мужчина в ватнике и кожаной шапке, маленький, бровастый, читая вслух про козу, серьезно сказал:
— Замерзнет коза, враз замерзнет. Говорят, до сорока пяти опустилось, железнодорожник объяснял... А в Ярске все пятьдесят будет, там всегда холодней. Там с Ангары поддает. А коза-то замерзнет...
— Я и говорю, Клондайк!
На том разговор прекратился.
Все ждали автобуса, прислушивались. Дверь непрерывно открывалась, закрывалась, белый пар ударял холодом по ногам, пол у двери был белый, снег на нем не таял.
Автобус все не шел, людей прибавлялось. Каждый боялся пропустить автобус и от дверей далеко не отходил.
Наконец кто-то выскочивший в очередной раз поглядеть крикнул:
— Идет!
Все бросились к двери, толкаясь и заранее прикрывая лица от мороза.
Виктор взял чемодан и, также загораживаясь рукой от холода, пошел за остальными.
Маленький автобусик подкатил, хрустя колесами, по белой дороге, передняя дверь открылась, и за нею стали видны чужие спины и ноги.
Было совершенно непонятно, как в него еще смогут залезть хоть несколько человек.
Но шофер не торопился, и первых, повисших на подножке, медленно утрамбовывали задние. Они кричали «эх». Невошедших осталось только трое, они притопывали ногами и нетерпеливо посматривали на окна. Теперь шофер вышел и стал снаружи закрывать дверь, нажимая на спины висящих.
Дверь закрылась, автобус тронулся. Виктора прижали к трубе, отделявшей шофера от пассажиров. Он согнулся, но в спину ему продолжали давить, так он и проехал, видя перед собой одну только приборную доску и ноги водителя.
Маленький, почти микроскопический человечек пищал откуда-то сзади:
— Граждане, позвольте, я вас оббилечу!
— Ну-ну, оббилеть, оббилеть, — отвечали ему, пытаясь оглянуться и разглядеть кондуктора.
С белыми, будто бронированными окнами автобус катился под горку, перетряхивая все живое в нем.
Шофер, один видящий, где они находятся, затормозил, закричал:
— В УГЭ — есть?
— Нету, валяй дальше!
Люди смотрят вниз и в сторону, пропускают под рукой нечто закутанное в платок, которое при этом говорит:
— Граждане, позвольте... Оббилечу.
Спорят:
— Мальчик?
— Нет, девочка.
— Да мальчик!
Автобус проходит котлован, это слышно по глухому стуку колес об эстакаду. На остановке люди штурмуют дверь и стучат по железному кузову кулаками.
— Полна коробочка!
— Резиновый он... Автобус!
Теперь автобус долго идет в гору и воет надрывающимся мотором, будто вот-вот сорвется.
— Гостиница!
Виктор пробирается к двери, вываливается на лезущих уже в машину людей и с силой вырывает застрявший меж чьих-то ног чемодан.
Холод почти мгновенно полосует бритвой по лицу, острием касаясь губ.
— Глаза отморозишь! — орет толстомордый парень непонятно кому, а Виктор бежит и варежкой закрывает лицо. Глаза пощипывает от холода, они становятся липкими: ресницы примерзают к коже.
Воздух будто загустел, он как спирт — не продышишь. Так думает Виктор и бегом, неловко поворачиваясь с чемоданом, направляется к подъезду деревянной двухэтажной гостиницы.
Входит в вестибюль и сначала ничего не видит: брови, ресницы, глаза — все оттаивает, наполняется пресными слезами. Он стоит у двери, ждет, пока отойдут губы. Расстегивает солдатский зеленый бушлат, вынимает документы.
— Коечку? — спрашивает его бледная женщина за окошком, кутаясь в красный платок.— Подождите, выясню.
Виктор садится, снимает шапку, оглядывается. По лестнице, грохоча сапогами, идут демобилизованные солдаты. Орут песни.
— Сейчас узнаю,— говорит женщина в красном платке, выходя из дверки.— У нас солдаты захватили гостиницу.
— Как захватили? — говорит Виктор, прижимая ладони к лицу, отдыхая.
— Как Зимний дворец все равно. Едут и едут после армии, все строить хотят, — сказала женщина. — Вы тоже демобилизованный?