Сергей Михайлович Волнухин, невысокого роста, крепыш, с маленькой бородкой, воспитанник училища живописи, ваяния и зодчества, ученик академика С. И. Иванова, рано обнаружил склонность к преподавательской работе, которой будет заниматься три с лишним десятилетия. Это добрый сердечный человек, безраздельно преданный искусству. Ученики любили его. Способный скульптор, которому, быть может, не хватало глубины, одухотворенности, он не стремился сковывать природное дарование учеников, давал им возможность проявить свою индивидуальность, боролся с подражательностью. Ему суждено стать учителем выдающихся русских скульпторов начала XX века — А. С. Голубкиной, С. Т. Коненкова, Н. А. Андреева, В. Н. Домогацкого, А. Т. Матвеева…
Для организатора и руководителя Классов изящных искусств А. О. Гунста главное — не коммерческая выгода: следуя традициям Московского училища живописи, ваяния и зодчества, он старался дать молодежи серьезную профессиональную подготовку, поддержать молодые таланты. В этой частной школе хорошая творческая атмосфера, и тон задавал сам директор, красивый смуглолицый мужчина, с темными, немного грустными глазами, эспаньолкой, со вкусом одетый, куривший сигары, неизменно вежливый и внимательный, разносторонне одаренный — архитектор, художник, педагог.
В старинном барском особняке, расположенном в парке, устраивались художественно-литературные и музыкальные вечера с модными в ту пору туманными картинами, исполнялись романсы, читались стихи, отрывки из прозы, причем нередко в качестве чтеца выступал директор. Концерты обычно завершались танцами. Танцы Голубкину не интересовали, но вечера эти она иногда посещала, с удовольствием слушала пьесы, исполнявшиеся на рояле, концертино, пение, дуэты…
Жилось ей в Москве довольно одиноко. Людей множество — ив Ляпинке, и в школе на Пречистенке, но близких товарищей, подруг нет. Она писала изредка домой, получала письма от мамаши и сестры Сани, которые сообщали последние новости. Побывала у Глаголевых в Замоскворечье. Александр Николаевич, преподававший в гимназии, и Евгения Михайловна встретили ее с искренней радостью, как родного, близкого человека, пили чай в столовой, Анна рассказывала о Классах изящных искусств, о студенческом общежитии на Дмитровке. Но особенно рады, в восторге дети, очень любившие Анюту. Они бросились к гостье, кто-то стал взбираться к ней на спину, кто-то повис на шее, тормошили, тянули к себе. Она играла с ними, читала сказки…
Наступил новый, 1890 год. По улицам, взметая комья снега, мчались рысаки. Скрипели полозья тяжело нагруженных саней. Водовозы везли обледенелые бочки. В морозную белесую мглу рано опускалось солнце. Вечером на катке на Чистых прудах катались на коньках барышни, засунув руки в муфты, в шляпках с пером, и элегантные молодые мужчины…
Москва отпраздновала юбилей Марин Николаевны Ермоловой — 20 лет артистической деятельности — «двадцать лет труда и вдохновений».
В великий пост в частной опере Саввы Ивановича Мамонтова выступает итальянская оперная труппа.
На масленицу в Манеже — большие гулянья, показана волшебно-фантастическая феерия «Дочь морского царя, или Приемыш рыбака». Сцена театра Корша отдана труппе лилипутов.
В начале апреля — на пасху — в экзерциргаузе (все в том же Манеже) играет знаменитый дамский оркестр из Вены под управлением Эдуарда Шене.
При весеннем солнце на улицах, где тает снег, текут ручьи, маляры красят каменные тумбы.
Газеты сообщают, что писатель А. П. Чехов уехал в Сибирь и на Сахалин.
Тогда же, в апреле, открывается XVIII Передвижная выставка картин. Голубкина вместе с учениками школы посещает ее. Здесь репинский портрет баронессы Икскуль, «Видение отрока Варфоломея» молодого, подающего большие надежды художника Нестерова, полотна В. Е. Маковского, Савицкого, Архипова, Дубовского, Светославского, Левитана…
Летом устраиваются скачки на Ходынском поле. Там же представление «Дикая Америка» — индейцы в головных уборах из разноцветных перьев, с луками и стрелами… Проходят состязания велосипедистов.
Москва проявляет немалый интерес к фонографу Эдисона, всеобщее внимание привлекают открытия профессора Коха, получившего бактериальный препарат туберкулин и надеявшегося использовать его для лечения чахотки…
А там и осень, с дождями, хмурым ненастьем, первый снег, зима, предрождественская суматоха, пахнущие лесной хвоей елки, елочный базар на Театральной площади, подарки…
Такова московская жизнь, ее привычный ритм, вечный круговорот, свершаемый изо дня в день, из года в год, жизнь хлопотливая, пестрая, хлебосольная и скудная, полная увеселений и однообразная, которая окружает со всех сторон, теснит Анну Голубкину. Но все ее помыслы и мечты обращены к искусству, и живет она как бы предощущением творчества, не зная, впрочем, во что оно выльется, не уверенная в том, что это будет непременно ваяние. Она учится у Волнухина в классе скульптуры, но находится еще на распутье, не сделав окончательного выбора.
Однако со временем начинает все отчетливей понимать, что училище изящных искусств, как теперь называются Классы, не может дать ей того образования, тех знаний и умения, которые необходимы, чтобы стать настоящим художником-профессионалом. К тому же стало известно, что А. О. Гунст собирается из-за финансовых трудностей закрыть свою школу.
Ее мысли все чаще и чаще обращаются к училищу живописи, ваяния и зодчества, игравшему тогда заметную роль в художественной жизни не только Москвы, но и всей России. Она много слышала об этом первоклассном учебном заведении и прежде всего от его воспитанников, живших вместе с ней в Ляпинке. Созданное в 1832 году (первоначально — Натурный, потом — Художественный класс и наконец — училище), оно существовало уже почти шесть десятилетий. Московская школа живописи в отличие от Петербургской академии художеств известна своими демократическими традициями. Ее двери открыты для детей мещан, купцов, ремесленников, мелких чиновников, крестьян. Училище, пользовавшееся широкой популярностью, теснейшим образом связано с передовым искусством передвижников, отражало в своей повседневной деятельности их художественные идеи и творческие принципы. Здесь учились, а потом преподавали В. Г. Перов. В. В. Пукирев, И. М. Прянишников, А. К. Саврасов, В. Д. Поленов. И. И. Левитан, С. А. Коровин, В. Е. Маковский и другие известные русские живописцы. Многие одаренные молодые люди, жившие в Белокаменной и приезжавшие со всех концов страны, мечтали поступить в училище, находившееся на углу «деловой» улицы Мясницкой. освещенной уже электрическими фонарями, рядом с церковью Флора и Лавр, и напротив почтамта.
Весной 1891 года Голубкина покинула школу Гунста, которая доживала свои последние дни, летом она закрылась. Анна поехала в Зарайск, провела там несколько месяцев с родными, а к осени вернулась в Москву, чтобы сдавать экзамены в училище. Экзамены сдала успешно, в том числе по перспективе и анатомии (по анатомии экзаменовал Зернов, о нем она написала матери — «тот, который хотел запрятать дочь в монастырь, злой очень…»), и была принята… на живописное отделение. Не в мастерскую скульптуры, как можно было ожидать, ведь почти два года проучилась у Волнухина, следовало продолжить занятия, но она снова, как и при поступлении в школу изящных искусств, выбирает живопись. Все еще колеблется, сомневается, где ей учиться, кем стать в будущем — художником или скульптором?
Как бы то ни было, ее зачисляют в мастерскую К. Н. Горского, весьма заурядного исторического живописца и педагога, окончившего Академию художеств, автора картин «Третье испытание Кудеяра в верности Ивану Грозному», «Внутренность французской кузницы», «Петр I посещает г-жу Ментенон в 1717 году»… Она поступила в училище вольнослушательницей. Эти «вольные посетители» полностью приравнивались к учащимся, ничем от них не отличались, требования и к тем и к другим одинаковые. Единственное различие в том, что вольнослушатели освобождены от занятий по наукам: в то время Московская школа живописи состояла из одного научного курса и трех художественных (живописный, скульптурный, архитектурный), и научное отделение имело пять классов и одно подготовительное отделение, причем занятия по научному и художественному курсу шли параллельно.