Вышла за калитку. Здесь, на Михайловской улице, на краю города, через несколько домов начинались поля. Далеко-далеко, до самого горизонта, где темнел лес, простиралась снежная равнина. На ее ослепительную белизну даже больно смотреть. Ничто не напоминало о вчерашней метели. Анюта нагнулась, захватила рукой пригоршню пушистого невесомого снега. Он охолодил ладонь. Стало вдруг беззаботно-весело. От этих наметенных за ночь сугробов. От голубовато-блеклого неба, от морозной пыли в воздухе, искрящейся в холодных лучах солнца. Бледные щеки у Анюты порозовели. Из-под платка выбилась прядь темно-русых волос… Когда вернулась во двор, мужики запрягали лошадей в нагруженные мешками сани, а потом перед дорогой пошли пить чай из огромного самовара, который, фыркая паром, кипел на столе…
Голубкины держали постоялый двор и занимались огородничеством на окраине древнего Зарайска. Здесь, у площади Облуп, таких дворов было несколько: Орлова с чайной, Урусова с бакалейной лавкой, Лопухина… А почти рядом с домом, за колесной мастерской Зубкова, — постоялый двор Аверина…
Невелики деньги — пятиалтынный с каждого обозника в сутки, да все же… Давал семейству некоторую прибыль и огород, где выращивали капусту, огурцы, морковь и другие овощи. Был при доме также сад.
Мать Анюты — Екатерина Яковлевна (в девичестве — Татаринова) рано овдовела — в тридцать три года. Столько было и мужу ее — Семену Поликарповичу, когда он умер. Растила, воспитывала детей. Невысокого роста, довольно полная, деловитая и работящая. Происходила из зажиточной семьи таганрогских купцов. Случилось так, что Екатерина Яковлевна соединила свою судьбу со скромным зарайским огородником, чьи родители в прошлом были крепостными. Отец Семена — Поликарп Сидорович Голубкин, крепостной князей Голицыных, владевших в Рязанской губернии обширными поместьями, еще лет за десять до крестьянской реформы откупился с семьей на волю, приписался к мещанам и завел постоялый двор с огородом в Зарайске. Жена его, Аксинья Ивановна, тоже из крепостных. Он до самой своей смерти в 1877 году был главой семьи, заменив отца для Анюты, ее сестер и братьев.
Род Поликарпа Сидоровича шел из беспросветной тьмы крепостничества. Предки его пережили и испытали все, что выпадало на долю бесправных, задавленных нуждою и лишениями крестьян. Крестьян, которых наказывали за разные провинности батогами, палками, плетью, арапником, розгами и которые, смирившись до поры до времени, считая телесные наказания допустимыми и даже неизбежными, говорили о себе: «Тело государево, душа божья, спина барская». Знали предки Голубкина и что такое торговля людьми, продажа крепостных семьями и порознь. И через всяческие унижения прошли в те времена, когда их нередко называли не именами, а кличками, как собак, и эти клички, прозвища оставались за ними до самой смерти. Видели, как бегут порабощенные крестьяне на вольные земли — в Новороссию, Бессарабию… Как восстают, выказывают неповиновение властям. И сами, быть может, участвовали в бунтах.
Много пережил на своем веку Поликарп Сидорович, прежде чем освободился от крепостной зависимости. Но не ожесточился, не возненавидел мир, не затаил злобу на людей, а сохранил душевное благородство, любовь к ближнему. Он был старовер-начетчик (слово «начетчик» означало большую и глубокую начитанность в старопечатных — дониконовских — духовных книгах). Происходил из староверческой семьи — от нее через многие поколения, жившие в далеком прошлом, тянулась незримая нить к ярым «ревнителям благочестия», которые в XVII веке решительно выступили против патриарха Никона и его реформ, к неистовому бунтарю протопопу Аввакуму, одному из первых вождей раскола. Отвергая новые обряды церкви, введенные Никоном, Аввакум и его сторонники, единомышленники, не страшась пыток, жестоких наказаний и даже самой смерти, обличали мирские пороки, неприглядные нравы духовенства…
Для старовера Поликарпа Сидоровича главное заключалось не во внешней обрядности, а во внутренних человеческих качествах. В том, каков человек: жаден, недобр, себялюбив, распущен или справедлив, честен, строг в нравственном отношении.
Голубкин разводил пчел; в саду стояло несколько ульев. Весной, когда зацветали яблони, груши и сливы и пчелы летели за взятком, его часто можно было увидеть на этой маленькой пасеке. Он любил повторять, что пчела жалит только грешника… Умел обращаться с «божьей угодницей». Знал, что на пчельнике надо все делать тихо, спокойно, что улей нужно открывать медленно, осторожно, что пчелы не любят резких, порывистых движений и стука. Для усмирения их зажигал гнилушки и подкуривал дымом. Следил, чтобы в ульях выводилось меньше трутней — ведь они съедают много меда…
У Поликарпа Сидоровича хранились дома книги религиозного содержания — Библия, Евангелие, часовник, произведения старообрядческой литературы. И Анюта, научившаяся читать и писать у соседки Марьи Петровны, бравшей к себе девочек учить, стала заглядывать, когда подросла, в Библию. С интересом знакомилась с историей рода человеческого, которая в причудливом сочетании реальности и вымысла оживала на страницах Ветхого завета. Сотворение мира, Адам и Ева в раю, Каин и Авель, всемирный погон, Вавилонская башня, путь семитских племен во главе с Авраамом в страну Ханаан, судьба Содома и Гоморры… Истории Иосифа, Моисея, Иисуса Навина, легенда о Самсоне и Далиле…
Дед оказал хорошее влияние на внуков. Одним своим присутствием, своими словами и поступками бывший крепостной столбовых дворян — князей Голицыных благотворно воздействовал на окружающих, близких. И не от него ли унаследует Анна Голубкина моральную стойкость, доброту, силу духа, те качества, которым будут сопутствовать присущие ей одержимость, пламенная страсть, непоколебимая верность искусству, своему призванию?..
Пройдет время, и в 1892 году она создаст в Москве, занимаясь в училище живописи, ваяния и зодчества, скульптурный портрет Поликарпа Сидоровича. И теперь мы знаем, как он выглядел: красивое одухотворенное лицо, большой лоб, крупный, с горбинкой нос, борода.
…Дом, где живет дружная семья Голубкиных, двухэтажный: первый этаж — кирпичный, второй — деревянный. В жилых комнатах, над постоялым двором, простые некрашеные полы, всегда чисто вымытые. Самая большая из комнат — гостиная. Стены ее оклеены светлыми обоями. Здесь четыре окна, на них льняные занавески. Покрытый клеенкой раскладной стол, на котором сверкает начищенной медью самовар — в часы утренних и вечерних чаепитий он пышет жаром и от него приятно попахивает дымком древесного угля. Диван, обитый темно-зеленым плюшем. В углу — голландская печь, выложенная белым кафелем. На подоконниках — герань, примулы и цикламены в горшках. Рядом с гостиной спальня, где стоит кровать, покрытая темной шерстяной тканью, стол, сундук. А из спальни дверь в комнатку детей.
Больше всего Анюта привязана к сестре Сане, которая старше ее на четыре года. Любит она и брата Николу, сильного, статного, ему уже шестнадцать. Сестре Любе (Лютке) — тринадцать. Младшему братишке Семе семь лет. Самой Анюте — десять…
Зарайск, где в январскую стужу 1864 года, во время начавшегося поблизости пожара, родилась Анна Голубкина, где появились на свет ее братья и сестры, — старинный маленький заштатный город Рязанской губернии. Он расположен на холме, на высоком берегу быстрого и глубокого Осетра, впадающего в Оку. Город тихий, глухая провинция, хотя до Москвы недалеко. Многие знакомы друг с другом, раскланиваются на улице, ходят в гости. Поликарп Сидорович и его невестка бывают у соседей, владельцев постоялых дворов — Лопухина, Аверина, и те навещают их. Порой являются родичи со стороны матери. Раз пришла родственница с двумя девочками. Одета в шелка, надушена. Она принесла коробку конфет. Девочки стали есть шоколадные конфеты, быстро опустошая коробку, и Анюта, ее сестры Саня и Люба глядели на них с завистью. Екатерина Яковлевна воспитывала дочерей в разумной строгости и не баловала; она сказала тихо, украдкой, стараясь уберечь их от недоброго чувства:
— Не завидуйте и даже не желайте конфет…
Сказала, как отрезала, и Анне на всю жизнь запомнился этот мудрый материнский совет.
Поликарп Сидорович был знаком также с богатым купцом-старовером Локтевым. Тот жил в одном из лучших в Зарайске трехэтажном каменном доме на Павловской улице. На этой оживленной улице на крутом берегу Осетра — городской сад с тенистыми аллеями из тополей. Летом, по вечерам, здесь загорались разноцветные китайские фонарики и играл, развлекая публику, военный духовой оркестр. Горожане, в особенности молодежь, любили гулять и в саду, и по Павловской улице — этому «маленькому Невскому» провинциального Зарайска. Анюта бывала с братьями и сестрами в саду днем, когда тут все объято тишиной и покоем. Она подходила к обрыву и смотрела вниз — на глянцевитую быстротекущую воду Осетра и вдаль — на освещенные солнцем луга и пажити.