Звонок: конец урока.
Ну, дети, прощайте! Учитесь хорошо. Не забывайте меня! (Идет к дверям.)
ВСЕ (бегут за ней, кричат). Прощайте, Лидия Дмитриевна! Дорогая! Золотая! (Целуют, обнимают ее.)
Мопся входит, молча наблюдает эту сцену, стоя одна в стороне. Блюма издали понимающе, с жалостью смотрит на Мопсю. Лидия Дмитриевна ушла, девочки побежали за ней всё с теми же возгласами приветствия и прощания. Мопся одна; подходит к окну, прислоняется лбом к слепому, закрашенному стеклу, плечи ее вздрагивают: она плачет. Блюма возвращается в зал. Остановившись в нескольких шагах от Мопси, она смотрит на нее большими сострадательными глазами. От жалости к Мопсе и страха перед собственной дерзостью голос ее срывается.
БЛЮМА. Софья Васильевна… вы… вам жалко, что Лидия Дмитриевна выходит замуж?
Мопся резко повернулась к Блюме, на секунду остолбенела от неожиданности.
Софья Васильевна, не надо… не плачьте, пожалуйста!
МОПСЯ (вне себя от бешенства). Вы? Опять? Опять дерзости?.. (Тащит Блюму к царскому портрету.)
Возвратившиеся в зал девочки смотрят на Мопсю и Блюму.
БЛЮМА. Софья Васильевна, не выгоняйте меня из гимназии! Я все буду делать, только не выгоняйте! Мой папа умрет, если меня выгонят!
МОПСЯ. Вот — все смотрите! Ее бы следовало исключить, да, следовало бы! Но я ее только наказываю. Под портрет! До утра под портрет!
Звонок: конец перемены.
На молитву, медам, на молитву!
Девочки молча уходят в дверь, ведущую в церковь. Женя двинулась к Блюме, которая прижалась к стене под портретом.
(Окликает Женю.) Шаврова! Я что сказала? На молитву!
Женя и Мопся уходят. Блюма на сцене одна. Прислушивается. Слышно какое-то бормотание: читают молитву. Через минуту все возвращаются в зал.
МОПСЯ. Пансионерки, идите в столовую обедать, приходящие — в швейцарскую. Не топать, не шаркать ногами, не шуметь. Одеться и домой!
Девочки парами идут из зала. Мопся идет за ними.
БЛЮМА (одна, под портретом). Я все, все… Я буду каждые полчаса под кран ходить. Только не выгоняйте!.. Только не выгоняйте!.. (Плачет тяжело, как взрослый, раздавленный страданием человек.)
ЖЕНЯ (вихрем влетает в зал, бросается к Блюме). Блюма, родная, золотая, не плачь! Мопся — жаба! Она проклятая, Блюмочка! Я тебя больше всех девочек люблю. Ты у меня самая дорогая подруга. Пожалуйста, не плачь!
БЛЮМА. Она меня на всю ночь, да?
ЖЕНЯ. Мы что-нибудь придумаем, Блюма. Нянька придумает. Ты не бойся. А если страшно, ты стихи читай… вслух!
БЛЮМА. Я не про то! Папа мой… Он подумает, что меня извозчик переехал.
ЖЕНЯ. Я к твоему папе Няньку пошлю сказать, чтобы не беспокоился.
БЛЮМА. Пошлешь, Женя? Верно… пошлешь?
ЖЕНЯ. Вот тебе крест! Нянька пойдет. Где ты живешь? Говори скорей.
БЛЮМА. Тут близко, за углом. Немецкая улица, дом Левина. Переплетная мастерская. Не забудешь, нет?
ЖЕНЯ. Будь спокойна: Нянька сделает. И тебя мы здесь так не оставим, не бойся. (Порывисто обнимает Блюму и убегает.)
БЛЮМА (старается взять себя в руки).
Ой, портрет! Смотрит! (В желании уйти от глаз портрета прижимается к стене вплотную под ним.)
Нет, не надо про мертвеца. Я буду что-нибудь веселое… басню…
Тут, наверное, мыши есть… и крысы тоже!
Дверь зала захлопывается; слышно, как поворачивается ключ в замке.
Уже! Заперли! (Срывает с плеч платок, закутывается в него с головой, вся съеживается под портретом, бормочет с отчаянием.)
Последнее впечатление зрителя от этой картины: под огромным портретом царя, странно рельефным в сгустившихся сумерках, маленькая, съежившаяся фигурка бормочет стихи.
Действие второе
Швейцарская. Вешалки пустые. Только на одной из них висит Блюмино пальтишко. Под лестницей каморка швейцара.
ЖЕНЯ (тихо крадется вниз по лестнице, припадая к перилам; спустилась вниз, юркнула к двери каморки швейцара). Нянька! Нянька!