Женя. Не знаю…
Маруся. Мальчик тот, что впереди шел, флаг нес… Его, верно, ранили — он упал…
Женя (тихо). Это Блюмин брат был.
Зина. Блюмы? Нашей Блюмы? Шапиро?
Женя. Да. Только ты смотри, Зина, никому. Если узнают, Блюму могут исключить…
Зина. Ну, кому я буду говорить!..
Маруся. А Блюма уж два дня в гимназию не приходит. С того самого раза!
Женя. Оттого, верно, и не приходит, что с братом что-нибудь… Вот Нянька придет, расскажет. И газету принесет.
Входит Катя, подошла к Жене, отогнула уголок фартука.
Катя. Здрасте! Голубое!..
Женя (огрызаясь). Здрасте! Полосатое! Я в это больше не играю.
Катя. Ну, а как ваш журнал?
Женя. Никак…
Катя. Вы же его потихоньку писать хотели?
Маруся. Расхотели…
Катя. Вот как! А почему Блюма уже два дня не приходит?
Женя. Не знаем. Так и скажи Мопсе: про Блюму не знаем и журнал не пишем…
Катя. При чем тут Мопся?
Маруся. У нас ни при чем, а у тебя при чем!
Катя. Как вам не стыдно!
Входят Хныкина и Шеремет.
Шеремет. А, вот и наши незабудудки!.. Бонжур, незабудудки!..
Хныкина. Поцелуйте от нас капитанскую дочку!
Женя. Еще захочет ли она с вами целоваться!
Шеремет. Твое счастье, Шаврова, что я сегодня на исповедь иду… Сказала бы я тебе! (Хныкиной.) Тонечка, как подумаю про исповедь, я вся дрожу!..
Хныкина. Ну, успокойся, успокойся… (Объясняет другой девочке.) Она ведь батюшку обожает!
Шеремет (восторженно). Я весь год этой минуты ждала!..
Хныкина. Ну, а как ты ему скажешь?
Шеремет. «Батюшка, скажу, я грешница! Я вас, батюшка, обожаю!.. Я вас боготворю!.. Я с самого рождества из любви к вам уксус пила с перцем и солью… Ужасно невкусно! Все для вас, батюшка!..»
Хныкина и Шеремет прошли дальше. Входит Нянька.
Зина. Грищук пришел… Газету принесли, Грищук?
Катя. Какую газету? Какую газету?
Женя. А тебе и это знать надо? Я просила. Старую газету. В шкафчике моем выложить хочу…
Катя. В твоем шкафчике? Так почему Зина этой газетой интересуется? Ей до этого что?
Маруся. А почему ты этой газетой интересуешься? Тебе до этого что?
Катя. Я спросила, потому что… Вы, может, забыли, что нам никаких газет читать не позволяют… так я хотела напомнить…
Женя, Маруся и Зина (смеются очень демонстративно). Ха! Ха! Ха! Ха!
Катя. Ну, если вы так со мной, я уйду!..
Женя (подталкивая Катю). Не уходи! Нефе уфухофодифи!..
Зина, Маруся и Рая (так же). Нефе уфухофодифи!..
Под общий смех Катю выталкивают.
Женя (бросается к Няньке). Ну, Нянька, у Блюмы был?
Входит Ворона.
Ворона. Поскорее, Грищук, принесите дров, затопите печи… Очень холодно!..
Нянька (уходя, ворчит). Слава богу! Грищук уже в истопниках нынче ходит!..
Женя (пока Ворона отошла к окну). Вот прилетела Ворона проклятая! Из-за нее ничего у Няньки не узнали!
Маруся. Сейчас Ворона уйдет…
Зина. И Грищук воротится с дровами…
Входит Сивка в огромной меховой ротонде и в перчатках.
Сивка. Жозефина Игнатьевна! Невозможно! С этими бунтами просто с ума сойдешь! Все дворники на улице, печи не топлены… Мы замерзаем!..
Ворона. Сейчас, Елизавета Александровна, Грищук пришел, он затопит…
Сивка. И вообще я ничего не понимаю!.. Почему никто не пришел?
Ворона. Говорят, полиция никого не пропускает…
Нянька входит с дровами, сбрасывает их у печки.
Сивка. Пожалуйста, Грищук… Вы видите, никто не явился, так уж вы, будьте любезны, приберите везде… Пыль там, ну, вообще чтоб было все прилично… Пойдемте, Жозефина Игнатьевна!
Уходят.
Женя. Ну, Нянька, говори скорей: у Блюмы был?
Нянька. Был. Никого нету. И дом на запоре.