Женя (перелистывает). Я альбомных не знаю… (Показала что-то Блюме.) Блюма, видишь?
Шеремет (выхватила альбом из рук Блюмы). Не трогай!..
Блюма (растерянно). Почему?
Шеремет. У тебя, наверно, руки грязные… Так ты, Шаврова, напиши… (Подает Жене альбом.)
Женя (враждебно отталкивая альбом). Нет. Не напишу. Подавись своим альбомом! (Взяла Блюму за руку.)
Катя. Вы, Алечка, не обращайте внимания… Шаврова уж такая… Мы ее дворником зовем…
Шеремет. А я и не обращаю… Есть на кого!.. (Пошла, напевая.) «… Вчера вас видела во сне… И тихим счастьем наслаждалась…»
Хныкина (уходя с ней, подхватила). «Когда бы можно было мне, я б никогда не просыпалась!..»
Шеремет и Хныкина уходят. Рая, Зина и Катя идут за ними. Пауза.
Женя. Блюма, а почему ты уроки здесь учишь, а не дома?
Блюма. Я вам скажу, Женя, только вы другим не говорите: видите, какие они!.. Мне дома очень трудно учиться: тут к папе заказчики ходят, тут и я, и старший брат тоже…
Женя. А твой брат хороший?
Блюма. Мой брат такой хороший, просто рассказать нельзя какой!.. Мы с ним очень дружим. Он мне все-все рассказывает. Даже чего папе не говорит, а мне — все! Папа у нас тоже хороший!
Женя. Да… А у меня вот, как дедушка умер, никого, только Нянька… Мой дедушка тоже хороший был… Он меня всему учил… И не про собак бесхвостых, нет!
Блюма. Ваш дедушка здесь жил, в этом городе?
Женя. Нет, он был полковой доктор… Мы все время с полком кочевали. Сколько я, Блюма, городов видела, сколько людей!
Блюма (робко положила руку ей на плечо). Вам, Женя, здесь плохо, да?
Женя (голос дрогнул). Плохо. Когда меня сюда заперли, я никак привыкнуть не могла… А тебе, Блюма, тоже плохо?
Блюма без слов склонила голову.
Они жабы, да? А почему ты всем говоришь «вы»? Надо говорить «ты»!
Блюма (тихо). Это, Женя, не все любят.
Женя. Мне не смей «вы» говорить. Хорошо?
Блюма. Хорошо.
Женя. Ну, скажи сейчас: «Ты, Женя, дура».
Блюма. Нет. Ты, Женя, умная.
Женя. И если они тебя будут обижать, я им такого Алкивиада покажу! (Сжала кулаки.)
Входит Маруся.
Маруся (подходит очень мрачная). И все вранье…
Женя. Что «вранье»? Как ты смеешь, Маруська?
Маруся. Вовсе у Наврозовой не скарлатина. Простая ангина… (Села между Блюмой и Женей на подоконнике.) А я уж обрадовалась — буду в лазарете лежать, книжку читать!..
Женя. Какую книжку?
Маруся. Мне в приемный день брат принес — «Капитанская дочка». Пушкина сочинение. Потихоньку сунул, никто не видал… Ты это читала, Блюма?
Блюма. Да. Вы только другим не говорите, они смеются… Мой брат в типографии работает, наборщиком… Он оттуда разные книги приносит — с вечера до утра…
Женя. А вы мне про эту капитанскую дочку расскажете, Маруська, Блюма, а?
Маруся. Так ведь я не дочитала еще! Я только первую половину!
Женя. А Блюма пускай другую половину доскажет.
Дальнейший разговор девочек не слышен, видно только, как Маруся оживленно рассказывает. В зале становится многолюднее, ходят парами, тройками, останавливаются группами. Возвращаются в зал Хныкина и Шеремет и идущие за ними по пятам Рая и Зина.
Шеремет (подходит ко второму окну). А сейчас мы на людей поглядим. (Лезет на подоконник, напевая.) «Отворите мне темницу, дайте мне сиянье дня…»
Хныкина (подхватила). «… Черноглазую девицу, черногривого коня…»
Шеремет. Медамочки, а кто у дверей посторожит?
Зина. Я!.. Я!.. Дуся, дивная… Я для вас — в огонь и в воду! (Побежала к дверям.)
Шеремет (на подоконнике, стоя на цыпочках, вытягивает шею, иначе в закрашенные очень высоко матовой краской окна ничего не видно). Ах! Видишь, Тоня?