Азь-ага подошел к столу, опустился устало в широкое кресло.
— Пишите, — буркнул он.
Бакен в одно мгновение оказался по другую сторону стола, на краешке стула, над чистым листом бумаги, с зажатой в пальцах авторучкой, весь — внимание, весь — преданность, готовность ловить каждое слово, как домашняя собачка — хватать лакомые кусочки с хозяйской руки.
— Кадыргали Жалаир, сборник летописей «Жамиг-ат-тауарих», Казань, тысяча восемьсот пятьдесят первый год, — прикрыв глаза, терпеливо диктовал профессор. — «Записки Оренбургского отделения Императорского Русского Географического общества», тысяча восемьсот семьдесят пятый год, выпуск третий… Загляните в седьмой том Радлова. Да не в «Словарь», а в «Образцы литературы…» Надо немало покорпеть, чтобы конкретно представить ту эпоху… Затем Перетяткович, Смирнов В. Д., они писали о Крымском ханстве. Далее… литература по истории калмыков…
«Напрасно Азь-ага все это втолковывает Бакену, — подумал Едиге, так и не решив, удобно ли, что он присутствует при разговоре профессора с доцентом, и не лучше ли было бы выскользнуть из кабинета столь же незаметно, как он тут и появился. — Ведь не зря говорят: «Разжеванная пища не идет впрок».
— …Иакинф. Не лишний труд — проштудировать его полностью. Пока достаточно. Идите и постарайтесь не осрамить ни меня, ни кафедры, как в прошлом году, когда двоих Сейдалиных превратили в одного человека. Все смеялись, а мне плакать хотелось. — Профессор помолчал и, словно забыв о Бакене, сидевшем напротив с тем же преданным вниманием на лице, начал рассеянно ворошить лежавшие на столе газеты. — Хорошо бы прочесть кое-что из работ Хатто, Чедвиков… Но для этого надо знать английский, немецкий… Сомневаюсь в том, что вы разберетесь толком хотя бы в казахских текстах, записанных арабской графикой…
— Не беспокойтесь, Азь-ага. На третьем курсе у нас учится студент родом из Джунгарии… Неплохо в будущем оставить его в аспирантуре…
— Отчего же… Если у него способности…
— Способности?.. Возможно, есть и способности… Правда, он задолжал мне один зачет…
— Тогда что же? Он владеет китайским? — Профессор перебирал газеты уже с едва скрываемым раздражением. — Нам нужны филологи, которым известен китайский язык.
— Китайский язык?.. Вообще-то рос он в казахском ауле… Вот арабский шрифт — другое дело, он знает его как свои пять пальцев.
— Арабский шрифт?
— Вот именно!
— Что ж… Сходите с ним в библиотеку, пускай выправит ваши ошибки…
— Все будет исполнено, Азь-ага. Все ваши советы, все указания… Спасибо! Тысячу раз спасибо!
Бакен поднял с пола прислоненный к столу кожаный портфель, отливающий тусклым глянцем, щелкнул блестящим замочком и аккуратно опустил внутрь листок со списком литературы. Потом, не закрывая портфеля, посидел в нерешительности, придерживая его на раздвинутых коленях.
— Ваши советы для меня всегда были советами старшего брата, — проговорил он, вставая. — Все ваши советы и указания… («Повторяется», — с ехидством отметил Едиге про себя.) — Вы сегодня отбываете на международный симпозиум востоковедов? — Он продолжал держать перед собой, на уровне живота, открытый портфель. Слова «международный симпозиум» он произнес торжественно, даже слегка нараспев.
— Нет, — ответил профессор, — симпозиум откроется после Нового года. До того я еще поработаю пару месяцев в казанских и ленинградских архивах.
— Мы приедем вечером в аэропорт, — сказал Бакен. — Проводить вас…
Профессор поморщился. «Ни к чему, пустые хлопоты», — понял Едиге.
— Ну нет, уж тут позвольте с вами не согласиться, — улыбаясь и заметно смелея, возразил Бакен. — Уж если на заботы старшего брата младшие братья не отвечают даже столь малым уважением, значит, они не достойны называться младшими братьями…
«Сейчас… — подумал Едиге. — Сейчас он рассердится… Оборвет Бакена и такое выдаст…» Но Азь-ага молчал.
— Если мы значим что-нибудь в жизни, то лишь благодаря вам, — не унимался Бакен. — Если бы мы хоть на минуту об этом забыли, то ничего бы не стоили — ни как люди, ни как ученые.
«Пережал, — отметил Едиге, — пережал, «дорогой», и загнул лишку…» Профессор, словно соглашаясь с ним, опять сморщился, взмахнул рукой. «Как же, много радости считать такого своим учеником! — перевел его жест Едиге. — Иди и скройся с глаз моих!»