— А ты — зануда и скептик, — выпалил Кенжек. — Преждевременно состарившийся скептик!
— Суть не во мне, а в истине, — спокойно возразил Халел. — Я понимаю Едиге. Но Платон мне друг, а история… Какие бы благородные цели мы ей ни указывали, у истории свои законы. Не так ли, историк?..
— Наверное, так.
— Но учтите, — сказал Едиге, — учтите: и у отдельного человека, и у человечества в целом — различные масштабы и различное восприятие времени. Если изобразить историю человечества условной величиной в несколько десятков лет, то вся эпоха цивилизации, начиная с Афин и Рима, уложится в какие-нибудь пять минут. Человечество только-только выходит из пеленок, вся жизнь у него впереди.
— А если большую часть жизни человечество уже прожило?.. И осталась меньшая?.. — сказал Халел.
— Хиросима, Нагасаки… — пробормотал Мухамед-Шарип.
— Даже случись атомная война, все равно она решится в нашу пользу, — возразил Ануар.
— Потери, конечно, будут громадны… Но для капиталистического мира эта война окажется последней развязанной им войной, — сказал Бердибек.
— Эти гуманитарии рассуждают так, будто им одним все ясно, — усмехнулся Мухамед-Шарип.
— Ясно, что в современных условиях возможность новой войны почти равна нулю. Милитаристы на нее не решатся. Единственное, чего следует опасаться, это — случайности. Но допустим самое плохое — на планету обрушилось атомное бедствие… Что в результате? Развитие человечества приостановится, положим, на сто лет. И все равно это можно сравнить лишь с получасовой задержкой в пути, рассчитанном на шестимесячное путешествие. Караван истории приостановится на мгновение и выйдет снова на прежнюю тропу. Это в самом крайнем случае, ведь я сказал, что уверен — войны не будет.
— Согласен, Едиге, — отозвался Халел. — Вполне допускаю, что атомной войны не будет…
— Мир победит, — сказал Бердибек.
— Согласен, — повторил Халел.
— Все это нам известно из газет и лекций, — сказал Ануар.
— Согласен и еще раз согласен, — снова подтвердил Халел. — Но вы… — Он посидел немного, прикрыв глаза и потирая впалые виски. — Вы подумали о таких проблемах, как перенаселенность планеты? Демографический бум, так это называют специалисты? Или — демографический взрыв?.. Полтораста лет… Если прогнозы оправдаются, то вашим гипотезам и теориям — грош цена…
— И опять-таки ошибаешься, — возразил Едиге. — Нашей стране перенаселение не будет угрожать еще, по меньшей мере, лет двести. Почему ты не берешь во внимание динамику развития? Представь, что завтра настанет пора освоения Сибири, потом — Дальнего Востока, потом — Крайнего Севера. В эти районы и начнется отлив населения. В других местах прирост сохранится в пределах нормы. И вообще, поколение, которое появится спустя полтораста лет, окажется умнее нас с вами, оно сумеет разрешить и эту, и многие другие проблемы.
— Кроме того, уже сейчас кое-где принимаются меры, чтобы притормозить прирост населения…
— Но у нас, говорю вам, такой проблемы нет. И долго не будет. А поколение двадцать первого века разрешит и такие проблемы, которые нам сейчас кажутся неразрешимыми…
— А продовольственная проблема?..
— Голод случается только в странах с небольшой территорией и слабыми природными ресурсами.
— Со временем и большие просторы становятся тесными, — не сдавался Халел.
— Вот она, ваша ограниченность, господа технократы, — сказал Бердибек. — Задираете нос перед гуманитариями, а сами не знаете простых вещей. Не размеры территории, а общественный строй — вот что главное. При плановом хозяйстве, как у нас, используются все ресурсы. Когда то же будет повсюду, исчезнут голод и нищета.
— Тут Бердибек прав, — подхватил Едиге. — Природных богатств на земле хватает. Задача только в том, чтобы умело их использовать…
— Сдаюсь. — Халел вздохнул и ленивым движением прикурил давно погасшую трубку. — Чтобы жить, надо во что-то верить.
— Не спорю, — согласился Едиге.
— Кстати, зачем тебе филология? — сказал Халел. — Не податься ли, пока не поздно, в философы?
— Из Едиге философа не получится, — улыбнулся Ануар. — Он поэт. Послушать его, так коммунизм наступит чуть ли не завтра, и в первую очередь — у нас в Казахстане.