У М. Магауина таких источников было больше, чем у большинства его ровесников. Он широко использует опыт классической западноевропейской новеллы XIX века. Его рассказ «Счастье Тулымхана» — явная ироническая реминисценция Мопассана. В «Архивной истории» чувствуются и Бальзак и Уэллс. Его повести о животных — собаке, коне — заставляют вспоминать о замечательном писателе Э. Сетон-Томпсоне. И все это не мешает М. Магауину быть оригинальным современным казахским прозаиком со своим жизненным материалом, своей темой, своим видением мира. Он принадлежит к отряду писателей «среднего поколения», который в казахской литературе представлен именами Абиша Кекильбаева и Дулата Исабекова, Дукенбая Досжанова и Оралхана Бокеева. В чем же состоит своеобразие Мухтара Магауина?
Детство писателя прошло в ауле, он хорошо знает аульную жизнь и охотно обращается к ее изображению. Однако в отличие от большинства своих литературных сверстников М. Магауин не меньше внимания уделяет и городу. Причем это в основном город старых окраин и новых микрорайонов, город студенческих общежитий и частных квартир.
Важно, что «аульная» и «городская» тема существуют в творчестве Магауина не параллельно. Он показывает аул и город в их взаимодействии, взаимовлиянии. Это отнюдь не противопоставление суетности города мудрости аула. Правда, рассказ «Ливень» на первый взгляд можно толковать именно так: горожанин-неудачник, ничего в общем-то не добившийся в столице и вместе с тем отвыкший от аульной жизни, — и его ровесники, здоровые, прямодушные аульные парни. Его, дрожащего от холода, гроза загнала в какую-то грязную расселину, а они под хлещущими струями, при блеске молний гоняют лихой кокпар. Но ведь как раз в этой повести незадачливый герой в своей застольной речи невольно пародирует такое противопоставление, доводя его уже до откровенной пошлости: «Вот вы говорите — Алма-Ата, столица. О воде и дровах думать не надо. Магазины под рукой. В магазинах — все, что душа пожелает. Живи себе и вкушай все радости этой жизни. Вроде бы все так. Но наш брат казах, для которого вольная степь — родной дом, ему душно в городе, тесно, дома лезут друг на друга, на каждом шагу смотри, оглядывайся — здесь не пройдешь, там не проедешь, народу — толпы». Нет, и повесть «Ливень» явно «не про то».
Собственно, взаимоотношения аула и города интересуют писателя не сами по себе, а как частный, хотя и яркий, пример проблемы, которая целиком захватывает его внимание, — проблемы нравственных обязанностей человека. Его герои — и студенты, и давно перешагнувшие студенческий возраст — как бы держат непрерывный, бесконечный экзамен на право называться настоящими людьми, держат его перед временем, перед обществом, перед собой.
В чем драма Уакаса, главного героя «Ливня»? Да в том, что «он вообще обладал способностью быстро осваиваться с обстоятельствами, даже весьма неожиданными». Всю жизнь Уакас приспосабливался к обстоятельствам, не пытался бороться с ними, плыл по течению, но он по крайней мере не делал подлостей. А герой «Смуглянки» — молодой ученый Бексеит, примеряясь к обстоятельствам, походя растоптал самое дорогое, что дала ему судьба, — любовь, семью, ради ученой карьеры предал свой дар, поступился честью в науке — и вот сидит, постаревший, в своем шикарном профессорском кабинете, перебирает черновики написанных трудов, ругается с женой — вздорной, похотливой и хитрой Гульжихан, читает письмо из родного аула, куда когда-то бежала смертельно оскорбленная им первая жена Айгуль: «Вы спрашивали про своего сына Секена, то есть про нашего родного племянника Сейтжана Ниязова. Сейтжан жив-здоров, дела у него идут хорошо, живет и радуется жизни, как все его сверстники. Это джигит огромного роста и богатырской силы. На каждое плечо по человеку посадить может. Одна беда — из-за болезни ушей он дальше второго класса не пошел. А так Сейтжан ничем не хуже других, все понимает, если на руках показать».
Аспиранту, тогда еще спешившему с защитой диссертации, «некогда» было заняться болезнью ребенка.
И самое главное, понимает Бексеит: никуда от Гульжихан ему не уйти, они теперь — два сапога пара.
Здесь следует сказать вот что: М. Магауин, конечно, хорошо понимает, что в каждом человеке — пусть в разных пропорциях — перемешано хорошее и дурное. Однако есть моральные границы, перейдя которые человек теряет право на сочувствие. У М. Магауина эти границы проведены очень жестко. Он беспощаден не только к таким, как Бексеит и Гульжихан. Он отказывает в малейшем сочувствии и хорошенькой студентке Кульмире, с холодной расчетливостью выбирающей будущего спутника жизни («Непредвиденная встреча»), и бестолковым представителям совхозного «среднего звена» Токмату и Тлеукену, пьяницам и пустомелям («Ночные гости»). И здесь с автором нельзя не согласиться. Но когда он так же холодно-враждебно изображает вернувшегося в аул инвалида-фронтовика Дауренбека (повесть «Дети одного отца»), то начинаешь думать, что в данном случае писатель, как строгий и в общем-то справедливый судья, все же не лишен порой пристрастности и не всегда принимает во внимание смягчающие обстоятельства.