– Вперед. Ты должен научиться заниматься любовью.
Он опасался, что это будет чем-то необычным. И ошибся. Он много размышлял на эту тему за последние недели, но так и не пришел к каким-либо выводам. Что бы она сделала? Если она лишена чувствительности ниже ключицы, то как может любая сексуальная активность иметь для нее значение?
Один ответ представлялся очевидным. У нее сохранилась чувствительность в плечах, шее, лице, губах и ушах. Она все еще способна к эрекции. Ощущения от гениталий не достигают мозга, но нервы от клитора до спинного мозга не повреждены. Тут происходили сложные процессы, которые она никогда не объясняла подробно, в том числе вторичные и третичные соматические эффекты, гормоны, перемещение возбуждения, автономная и сердечно-сосудистая система тела.
– Отчасти это естественная адаптация, – пояснила она, – и кое-что было дополнено хирургией и микропроцессорами. Люди с параличом конечностей могли проделывать такое и до появления современной нейрохирургии, но не так легко, как могу я. Это как у слепого, который компенсирует потерю зрения обострением слуха и осязания. Те области моего тела, где сохранились ощущения, теперь более чувствительны. Я знаю женщину, которая может получить оргазм от стимуляции локтя. У меня локти не столь хороши.
– Если врачи могут так много, то почему они не в состоянии соединить нервы в том месте, где разорван спинной мозг? Раз они могут создать машину, которая считывает посылаемые мозгом сигналы, то почему не могут сделать устройство, посылающее новые сигналы в остальную часть тела, а также принимать сигналы, идущие из нижней части тела и посылать их…
– Это другая проблема. Над ней работают. Может, лет через пятнадцать или двадцать.
– Здесь?
– Активнее вокруг этого места. Вокруг всей шеи, от уха до уха… вот так. Продолжай. И почему бы тебе не занять чем-нибудь руки?
– Но ты же этого не ощущаешь. Или можешь?
– Не напрямую. Но кое-что приятное происходит. Просто взгляни.
– Ага.
– Тогда не волнуйся на этот счет. Просто продолжай это делать.
– А как насчет такого?
– Не особенно.
– А так?
– Уже теплее.
– Но я думал, что ты…
– Почему бы тебе не думать поменьше? Давай, вставляй. Хочу, чтобы и тебе было хорошо. И не думай, что это мне ничего не дает.
– Как скажешь. Господи, это ощущение… эй, как ты это сделала?
– Ты задаешь много вопросов.
– Да, но ты не можешь напрягать там любые мышцы.
– Простой вариант имплантов, которые не дают мне загадить себя. Послушай, Кью-Эм, честно. Тебе не кажется, что время для вопросов прошло?
– Думаю, ты права.
– Хочешь увидеть кое-что забавное? – спросила она.
Они лежали, обнявшись, и смотрели, как из нелепых стоек балдахина извергается дым. Меган включила генераторы голограмм, и в ее спальне возникла иллюзия мира из книг Марка Твена. Они плыли по Миссисипи. Кровать плавно покачивало. Купер ощущал себя неприлично расслабленным.
– Конечно.
– Обещаешь, что не будешь смеяться?
– Не буду, если только не станет смешно.
Она перекатилась, улеглась лицом вниз и расправила руки и ноги. Протез выпустил ее, встал, нашел пульт управления голопроектором и выключил реку. Поставил колено на кровать, осторожно перевернул Меган на спину, уложил одну ее ногу поверх второй, потом сел рядом на край кровати и скрестил свои ноги, лениво ими покачивая. К тому моменту Купер уже хохотал, чего Меган и добивалась. Протез сел рядом с ней и наделся на ее левое предплечье и руку, закурил, вставил сигарету ей в рот и выпустил руку. Пересек комнату, подошел к стулу и уселся.
Купер вздрогнул, ощутив прикосновение. Обернувшись, он увидел на своем локте худую ладонь, неспособную сжать пальцы, ладонь, у которой хватало сил лишь на легкий толчок.
– Убери ее, – попросила она, наклонив к нему голову.
Купер осторожно вынул сигарету из ее губ, подставив ладонь под столбик пепла. Когда он повернулся к Меган, то встретил ее настороженный взгляд.
– Это тоже я, – проговорила она.
– Знаю. – Он нахмурился и попытался приблизиться к правде – ради себя и ради нее. – Я мало об этом думал. Когда ты такая, то выглядишь очень беспомощной.
– Я очень беспомощная.
– Почему ты это делаешь?
– Потому что никто не видит меня такой, кроме врачей. Хотела узнать, есть ли для тебя какая-нибудь разница.
– Нет. Никакой разницы. Я уже видел тебя такой. И даже удивился, что ты спросила.
– Не надо удивляться. Я ненавижу себя такую. Я себе отвратительна. И ожидаю, что все будут реагировать так же.