Саид показывал пример.
Карабек кричал:
— Вперед! Тридцать рублей! Назад дороги нет!..
Сзади всех, за конем плелся Шамши, хныкая и поддерживая самовар.
Вот, наконец, я наверху. Смертельно устал и страшно хочется спать. Но надо идти подносить грузы, и я, шатаясь, иду по тропинке. Беру седла и несу наверх. Конец. Перевал.
Еще три месяца назад я бы ни за что не вынес этого подтема, но человек приспосабливается к условиям и закаляется.
«Что бы сказали доктора, запретившие мне подниматься на горы?» — думаю Я, и как раз в этот момент мои мысли начинают путаться и я чувствую головокружение. Оседлав Алая, я присел на камень. Алай быстро поднял понуренную голову и, повернув ее к северу, заржал. Заржали и другие лошади.
Саид побежал со всех ног на зов.
И вдруг издали послышались голоса, и на седловину перевала с северной стороны вы ехали путники с лошадьми в поводу. Увидев нас, они остановились в отдалении и начали садиться на лошадей.
— Саид! Саид! — закричал кто-то оттуда.
Этот крик меня фазу привел в себя.
На минуту все опешили, но Саид побежал со всех ног на зов. В то же мгновенье один: из всадников стащил женщину с лошади, положил к себе поперек седла и поскакал, желая проскочить мимо нас.
Карабек бросился навстречу ему. Всадник, желая обскакать, сбил лошадь в снег. Лошадь делала отчаянные прыжки. Но ноша была ей не под силу, и когда спуск был уже в десяти километрах, она прыгнула вдруг, как бы переломилась надвое, сломав хребет. Это решило все. В тот же момент Саид и Карабек настигли беглецов. Еще через пять минут Саид подвел ко мне Сабиру. Она захлебывалась слезами, говоря:
— Меня Туюгун в Дувану везет. Барон продал, — и она жалобно смотрела на меня.
Здесь я взглянул на Туюгуна и поразился: это был наш друг, киргиз из Кашка-Су!
— Самый большой бай в Кашка-Су, — оказал сквозь зубы Саид.
— Это «Шапка из куницы»! — воскликнул я.
— Ну и что же, — ответил Карабек, — он хотел, чтобы мы другом его считали. В горах, говорят, у него тысяча баранов. Спроси у Саида…
Теперь я все понял: этот киргиз был заинтересован в том, чтобы мы скорее покинули Кашка-Су. Вот откуда ячмень. Вот откуда и встреча у Мазара во время бурана: он тогда уже вез Сабиру, боялся, что мы увидим…
Во теперь от прежнего «Шапки из куницы» не осталось и следа: притворяться было некчему. Он подошел к нам и вдруг начал ругаться самыми грубыми словами.
Также ругаясь, он ударил Сабиру, в ту же секунду Саид ударил его в грудь. Туюгун, падая, сел на снег и сейчас же вскочил.
Скаля зубы и проклиная всех нас, он вынул нож и пошел на Саида.
Саид схватился за свои ножны. Ножа не было. Повидимому, нож выпал, когда поднимали лошадей.
В тот же момент Карабек бросился под ноги Туюгуна и тот свалился. Этим моментам воспользовался Саид и вырвал у Туюгуна нож.
Наши верблюдчики навалились на Туюгуна, он кричал и ругался, катаясь по снегу.
— Стой! стой! — закричал я, но меня не слушали. «Еще зарежут», — мелькнула у меня мысль.
Туюгуна подняли и держали за руки. 0н плюнул в лицо Саиду. Саид ударил его ногой в живот. В стороне кричала старуха— мать Туюгуна. Ее огромный белый тюрбан развязался, и ветер, подхватив конец метра в три, трепал его и щелкал им, как бичом…
— Сабира, вы записались в сельсовете? — спросил я.
— К чёрту сельсовет! — кричал Туюгун. — Я мусульманин!
— Вы, мусульмане! — кричала мать Туюгуна. — Отпустите мусульманина с его женой.
Караванщики колебались. Джалиль же сидел в стороне на снегу, не участвуя в споре, и внимательно прислушивался к происходящему.
— Я батрак! — кричал Саид. — Я семь лет работал на Барона за Сабиру, и он обманул меня.
— Иди к шайтану! — кричал Туюгун. — Я деньги платил, а ты продался, ты не мусульманин, ты консервы ешь!
— Мы все не мусульмане! — закричал Карабек. — Все. Мы все консервы ели. Все, правильно? — спросил он караванщиков.
— Ели, — ответили они.
В это время еще двое караванщиков поднялись на перевал, с лучшими кусками мяса застреленной кобылы. За ними шел старик, владелец павшей кобылы.
— Туюгун! — закричал он, подходя к собравшейся группе. — Басмач моего сына убил. Мусульмане, — обратился си к караванщикам, дайте мне зарезать его. Кровь за кровь! — и он схватил себя за бороду, взывая к аллаху.
— Только не резать, — сказал я и задержал старика.
— Какие мы мусульмане! — сказал караванщик. — Мы консервы ели.