— А потом еще отвечай! — сказал другой.
— Не отдавайте своих девушек в Каратегин. Что у вас, парней мало? У тебя, Джураиб, — обратился Карабек к одному киргизу, — невесту увезли в Каратегин, у Саида увозят, — так у вас всех жен, дочерей и невест увезут. Не отдадим Сабиру в Каратегин.
— Правильно! — кричали караванщики.
— Пустите! — кричал Туюгун. — А не пустите, всех порежу!..
Тут вдруг подошел Джалиль Гош. Он молча оттолкнул в сторону Карабека и старика-таджика, потом вдруг схватил Туюгуна поперек туловища и подбросил с огромной силой.
Туюгун взлетел на воздух, перевернулся и, отлетев вниз метров на десять, шлепнулся в снег и исчез под ним. Склон был очень крут.
Мать Туюгуна закричала.
Я смотрел в бинокль вниз.
Через несколько времени далеко внизу показалась барахтающаяся фигура человека.
— Поехали, — оказал Джалиль Гош.
Я повесил бинокль на шею и пошел к спуску. Алай шагал за мной.
— Начальник, — сказал Карабек, — старик просит его взять с собой, я ему сказал:
«Садись, папаша, мы твою лошадь есть будем, а ты на нашей поедешь. Правильно?»
— Хоп, майли, — ответил я.
Саид усаживал Сабиру на лошадь.
— Если хочешь, — сказал я ему, — в Карамуке останешься с Сабирой.
— Нет, — ответил он. — Нагонит Туюгун, резать будет.
Пока Туюгун поднимается по этой дороге снизу на перевал, утро будет. А утром мы поедем дальше. Сабира нам обед варить будет.
— Делай, как тебе лучше, — ответил я, радуясь, однако, что они поедут с нами.
Караванщики ободряюще хлопали Саида по плечам, и каждый приписывал успех дела себе. Особенно старался появившийся откуда-то Шамши.
— Это моя дочь, — говорил он. — Я бы ни за что не отдал ее Туюгуну. — А ты бери — уж так и быть…
Спуск был крут, но в то время как на восточной части гор было много снега, здесь его почти не было. Усталые и измученные, мы поздно ночью подъехали к Катта-Карамукской чайхане.
— Где сельсовет? — опросили мы.
Чайханщик показал в темноту.
— Позови скорее председателя.
Пока варилась в котле конина, караван все подтягивался. Пришел председатель, заспанный человек в тюбетейке.
— Нам нужно срочно записать в загсе двух молодых людей, давай скорее, — сказал я.
— Что ты, что ты! — и он изумленно замахал руками. — Скоро ночь. Завтра утром.
— Э, утром… — протянул Карабек. — До утра Туюгун еще может сто раз приехать.
— Сейчас надо, — сказал я.
— Секретаря нет.
Тут из темноты выступил вперед Джалиль Гош. Он вдруг скинул с плеча ружье и навел его на председателя. Глаза его налились кровью, и рука уже нажимала курок.
— Ах ты, сын змеи! — воскликнул Джалиль. — Разве ты не видишь, что люди любят друг друга и опешат… Дай сюда твое чернильное сердце!
«Опять этот медведь! Он натворит нам беды», — мелькнуло у меня.
— Джалиль! — закричал я. — Стой!..
— Что такое? Вы врываетесь, как бандиты!.. — закричал перепуганный председатель. — Ваш человек… Ваши люди…
— Я не его человек! Ах ты, земляная кровь! — закричал Джалиль. — Я сам Джалиль Гош! Только вместе ехали до Катта-Карамука. Я сам Джалиль Гош!..
Но тут я решительно схватил дуло его ружья и с силой отбросил его в сторону. Джалиль удивленно замолчал. Я извинился перед председателем, как мог.
— Ну, как хочешь, — пробурчал Джалиль, пожимая плечами; очевидно, он искренно недоумевал, почему я отказался от его помощи. — Прощай. Я ушел, — сердито сказал он и зашагал в темноту горного кишлака.
Председатель продолжал жаловаться. Однако вскоре нашелся секретарь, появилась печать. Все мои погонщики столпились в чайхане, посмотреть на совершение процедуры, которую, может быть, некоторые видели впервые: венчание без муллы.
Я воспользовался этим, чтобы сказать небольшую речь. Страшная усталость валила меня с ног. Я не помню, о чем я говорил. Помню только, что это было от души, я говорил то, что волновало меня.
Перед моими глазами плыли лица киргизов с полуоткрытыми ртами, лампа «молния» с разбитым стеклом, убогая обстановка бедной горной чайханы…
Помню только, что говорил я и о темноте прошлого и о тяжелых здешних дорогах, о будущих богатствах, о наших посевах и о детях этой долины — пастухе Саиде и девушке Сабире, — словом обо всем, и все это было довольно бессвязно, но как-то шло под стать общему настроению, и все поняли меня… Сабира вдруг зарыдала, не вынеся напряжения от всего пережитого.
Саид тер глаза кулаками.
К всеобщему удивлению вдруг заплакал и старик Шамши.