Мы теперь находились над тем местом, где на самом краю пропасти лежал мешок, конец его висел над бездной. До мешка было метров двадцать крутого спуска. Но тут открылось еще новое препятствие, которого мы не заметили: путь к мешку нам отрезала трещина у глиняного края, шириной в метр. Трещину эту размывала вода из тающего снега. В стене здесь открывалось слева как бы ущелье. Оно разрезало стену, расширялось кверху, образуя пологий подъем на гору.
Карабек лежал в глине у огромного обломка скалы.
Здесь мы остановились и отдохнули. Место это было защищено от падения камней, и мы даже решили попытаться достать мешок.
Щебень под нами сыпался вниз, и мы скользили на нем. По пути к мешку, кругом, были рассыпаны зерна ячменя.
Карабек, обвязавшись веревкой, передал мне конец, который я обмотал вокруг пояса. Затем Карабек подполз к мешку и потянул его за угол. Мешок не тронулся с места.
Вдруг Алай заржал и поскакал вслед за нашим караваном.
Я взглянул вверх и замер. Прямо на нас, посекундно увеличиваясь в наших глазах, летел осколок скалы. Убежать — значит бросить Карабека, ему же деваться было совершенно некуда. Кроме того судить о том, где камень упадет, было очень трудно.
Благодаря напряжению всех нервов в этот момент моя память запечатлела мельчайшие и даже нелепые детали этой минуты. Пес Азам стоял на краю дорожки, глядя вниз и свесив язык на сторону. Среди камней рос подснежник. Его лепестки белели на фоне синей глины. Вот крошечный блестящий камешек, сползая вниз, придавил его. Ha осколке сверкают солнечные лучи. Вот ползет муравей. Я сразу почувствовал приближение каменной глыбы, не поднимая головы. Внизу Карабек сжался в комок, как бы готовый к прыжку, смотрел поверх меня расширенными зрачками. Земля под нами дрогнула.
Подснежник потемнел: на него упала тень летящей скалы. И не успел я мысленно произнести слово «сейчас», как в четырех метрах от нас, в край, недалеко от Карабека, грохнулась громада. Казалось, вся гора застонала. Веки мои сразу же закрылись, и в ту же секунду край тропы обломался, меня дернула веревка, как бы перерывая пополам, и я начал падать. «Конец…» — пронеслось в мозгу.
Почувствовав боль в голове и правой ноге, я открыл глава и огляделся.
Прямо передо мной была отвесная стена метров в сто высоты. Сверху вылетали камни и летели вниз, падая через меня где-то поблизости.
Сначала я не сообразил, где я нахожусь. Потом вспомнил караван, Карабека, сразу сел и огляделся. Карабек лежал так же, как и я, в глине, между огромными обломками скал. Повидимому, ударившись о скалы, глина проваливалась, задерживаясь за углы, и этим спасла нам с Карабеком жизнь.
Карабек был засыпан глиной. Я отвязал веревку, сбросил винтовку и поспешил к нему, быстро разгреб глину и начал делать ему искусственное дыханье.
Повидимому, глина, навалившись на голову, вызвала удушье.
Минут через десять лицо Карабека слегка покраснело, еще через несколько минут он открыл глаза и улыбнулся.
— Заседание продолжается, — сказал он слабым голосом. — Где мы?
Прислонив его спиной к стене, я взобрался на камни и огляделся.
Под обрывистым краем, который мы, глядя с тропинки, считали краем бездны, ведущей вниз к реке Сурх-об, помещалось небольшое, узкое плато, как бы ступенька, лежащая над обрывом. На нее мы и упали.
На этом плато были хаотически нагромождены груды камней, разорванные мешки с зерном. Тут же были разбросаны скелеты сотен животных. Легкий ветер доносил смрад недавно оттаявших трупов. Невдалеке из расщелины вытекал большой поток и исчезал среди камней. К нему и направился я, сняв с Карабека длинный ситцевый пояс-платок. Это было то самое ущелье, которое поднималось к дорожке, пересекало ее и уходило вверх.
Не доходя метров двадцать, я остановился удивленный: в разорванных мешках была земля, а не зерно.
Может быть, Джолдывай украл зерно еще в кишлаке и в мешки насыпал земли? Но откуда мог узнать Джолдывай, что все ишаки будут сбиты? А если бы их не сбило, то ведь обман все равно бы открылся, и тогда Джолдываю не сдобровать?