— Аллах, — оказал он, — посылает вам, правоверные, свое благословение. Аллах подал знамение и сделает чудо. И сыны Магомета задохнутся от радости, и семь небес счастья раскроются над вами… Аллах очистит хлеб от яда, ядовитый хлеб. Вы своими глазами увидите, правоверные, что хлеб сейчас ядовит…
Из передних рядов толпы подвели собаку. Худая и тощая, с шерстью, торчащей клочьями, собака была перепугана, хвост поджала и согнулась дугой.
Вынесли связки платков с лепешками.
— Смотрите, правоверные, смотрите! — : кричали дервиши.
Один из них, помощник домуллы, крикнул: «Ба, ба, ба!» — собака жадно подняла морду и посмотрела нa него.
Домулла приказал подать платок с лепешками.
Двое дервишей бросились к нему с платками.
— Черный, черный, — шепнул Барон сзади, как услышал Саид.
Домулла взял первую, лежавшую сверху лепешку не из красного платка, а из черного и бросил собаке. Та на лету поймала лепешку и, давясь кусками, моментально проглотила. Все внимательно смотрели на нее: она вновь подняла уши, ожидая второго. Но ей не давали.
— Сейчас подохнет, — сказал домулла.
Собака склонила голову направо, налево и вильнула хвостом, тявкнула, прося еще. Этот лай разнесся кругом, резко нарушая мертвую тишину, домулла оглянулся.
Собака, до сих пор напряженно смотревшая на домуллу, вдруг обернула голову и ткнула носом в бок, как бы отгоняя муху, причинившую боль, и не успела выпрямить голову, чтобы просительно тявкнуть, как снова ткнула носом в живот, взвизгнула и закружилась, падая и снова вскакивая.
Лица толпы как бы окаменели, все застыли, следя за судорогами подыхавшей собаки, и сразу вздох облегчения вырвался у всех. Толпа тяжело дышала, после того как простояла минуты полторы, затаив дыхание, сама того не замечая.
— Не ешьте! — закричал я, вбегая на крыльцо.
И вновь тишина. Жуткая тишина, и в этой тишине слышится только хрипловатый бас домуллы, призывающего благословение божие…
— Совершается, совершается, — шептали дервиши.
Толпа завыла.
Домулла поднял руку и в наступившей вновь тишине сказал:
— Сейчас мы будем раздавать освященный хлеб. Кто хочет?
Толпа ринулась вперед. Ее сдерживали дервиши.
— Лепешка стоит одного маленького барана или трех пудов зерна.
— Тихо, тихо! — кричали дервиши.
— Дай, дай! — вопила толпа.
Саид колебался только секунду, но эта секунда показалась ему вечностью. Он вбежал по ступенькам и стал рядом с до-муллой.
— Дехкане! — закричал он, хватая лепешку. — Хлеб ядовитый, не ешьте!
Толпа взвыла и с руганью бросилась на него сквозь цепь дервишей.
— Вот, — закричал Саид, — клянусь! — Саид схватил лепешку, начал ломать ее, говоря — Пусть не есть мне хлеба всю жизнь, пусть умру от голода…
Толпа замерла: это была страшная клятва. Толпа на секунду заколебалась.
— Не верьте! — закричал домулла. — Было ядовитое, сейчас — не ядовитое. Совсем не ядовитое.
Толпа взвыла.
— Лепешки ядовитые, лепешки ядовитые! — твердил Саид.
Толпа гудела.
— Зерно ядовитое? — спросил домулла Асана.
— Мы везли протравленное… — ответил тот.
— Поклянешься на коране?
— Поклянусь, — ответил Асан.
Домулла прекрасно знал, что лепешки испекли из зерна, которое вез Джолдывай, за чистоту которого тот ручался, клялся в этом на коране дома, у домуллы. Поэтому домулла был спокоен. Он хотел получше использовать провал Асана и Саида и злорадствовал.
— А ты, Асан, поклянешься, что хлеб сейчас, после освящения, ядовитый? — спросил домулла ехидно.
Асан заколебался. Какие у него были доказательства— слова какого-то неверного? Правда, он верил начальнику, но клясться на коране — это было слишком серьезно. Вся толпа ждала. Нарастал гул.
— Поклянусь! — вдруг закричал Саид, и снова наступила мертвая тишина в фиолетовых сумерках.
— Поклянусь! — заявил и Асан.
Толпа разбилась на два лагеря. Большая часть кричала, что домулла прав, меньшая— что Асан и Саид поклялись.
Домулла потребовал, чтобы снова принесли платок с лепешками. Он взял сверху одну. Толпа замерла.
— Я съем, — сказал он, — и если я не умру, вы поверите?
— Поверим! — заревела толпа и снова замолкла.
И казалось, что все верили, что чудо совершится. Домулла поднял руку, и настала вновь тишина.
Так во время мертвой зыби море плещет у берега маленькими веселыми волнами, и вдруг из моря вырывается внезапно откуда-то из середины черный вал и с шумом выбрасывается далеко на берег, гремя камешками, и снова прячется в море. На берегу остаются сорванные водоросли с корнями, трепещущими рыбками, медузы, еще прохладные и дрожащие, крабы, которые испуганно карабкаются в море…