— Мои учителя не согласны между собою, друзья мои не согласны с учителями, — думал Фриц, — но это поверхность одна, не более, они люди с умом и страстью, и лучше я им всем доверюсь.
Дети, выросшие в больших семействах, редко научаются вслух говорить сами с собою — этот навык в числе других нам дарит одиночество, — зато они ведут дневник. Фриц вытащил тетрадку из кармана. Навстречу побежали, крутясь, слова: «слабость», «пороки», «нужды», «желанье славы», «жажда погибели», «подлый обывательский обычай», «юность», «отчаяние».
И тогда он написал: «Но есть во мне, этого не могу я отрицать, неизъяснимое чувство бессмертия».
13. Семейство Юстов
— Ты слышал от меня про крайзамтманна[17] Селестина Юста, — начал фрайхерр. Да, что-то такое Фриц, кажется, слышал. — Он, конечно, главный окружной судья, но к тому же, хоть из его должности это не вытекает непреложно, — и лицо ответственное за сбор налогов. Я все устроил, ты едешь к нему в Теннштедт, поучишься делами управлять, присмотришься к канцелярской обыденщине, в которой ровно ничего не смыслишь. — Фриц поинтересовался, понадобится ли ему снимать жилье. — Нет, у Юстов у самих поселишься. У крайзамтманна племянница, Каролина, девица весьма положительная, ведет хозяйство, да он в придачу и женился в свои сорок шесть на вдове Кристиана Нюренбергера, покойного профессора анатомии и ботаники в Виттенберге. Очень может быть, ты и встречал ее прошлый год.
Университетские городки, возможно, дело другое, но в Теннштедте, Грюнинге или Лангензальце ни одной женщине и в голову не придет молодиться, там даже и приемов таких не знают. Там покорно принимают то, что посылают годы.
Каролина Юст, глядясь в зеркало, видела лицо двадцатисемилетней женщины, покрытое ровной нежной бледностью, с очень черными бровями. Вот уж четыре года она вела хозяйство своего дяди, Селестина Юста, в его теннштедтском доме. И кто бы мог подумать, что когда-нибудь дядюшка женится, но вот поди ж ты, тому полгода, взял да вдруг женился.
— Будь же рада за меня и за себя, мой друг, — сказал он племяннице. — Случись тебе когда-нибудь зажить собственным домом, ты можешь быть покойна, что не покинешь меня одного.
— Покуда не случилось, — отвечала Каролина.
То, что Каролине больше деваться некуда, кроме как вернуться в Мерсебург (где ее отец был протонотарий приходской духовной семинарии), не смущало Юста. Зато и там и там ее всегда примут с распростертыми объятьями. Себя же он мог поздравить с тем, что Рахель не только самая завидная из немецких жен — вдова-профессорша, — но вдобавок в свои тридцать девять, можно надеяться, перешагнула детородный возраст. Вот и заживут они втроем, тихо-мирно, без ненужных перемен и лишней суеты.
В Теннштедте говорили — завел двух баб под одною крышей. А ведь есть пословица… Любопытно только, кто власть возьмет и крайзамтманновы деньжата мотать будет? Что же до ожидаемого постояльца — ожидаемого, да, и слуги разболтали, и новую кровать уже купили в дом, — то известно было, что ему двадцать один год.
Профессорам в университетах — тем частенько удается сбыть дочек с рук любимым ученикам. Мастера — плотники, печатники и булочники, — те рады пристроить дочек и племянниц за кого-нибудь из подмастерий. Крайзамтманн не был мастер-ремесленник, он не был и профессор, но окружной судья, ответственный за собирание налогов — откуда же тут взяться ученикам? — однако, говорили, теперь он человек женатый, теперь есть кому вместо него мозгами пораскинуть.
Фриц явился пешком, на день позже назначенного срока, да еще в то время, когда Селестин Юст был на службе.