— Фихте нам объяснял, что существует одно лишь абсолютное «я», единая личность для всего человечества.
— Н-да, хорошо вашему Фихте говорить, — вскричал Рокентин. — А тут, в этом хозяйстве, у меня тридцать две личности на попечении.
— У папа́ никаких забот, — вставил Георг, — сегодня он главному садовнику был смерть как нужен, дать указания насчет заваленных канав, — а сам где-то охотился в лесу.
— Моя карьера в армии открылась, не на капустной грядке, — отвечал добродушно Рокентин. — Что же до охоты, я к ней вовсе не питаю страсти. А вышел я сегодня ни свет ни заря с ружьем, чтоб накормить свое семейство, — и, жестом фокусника, он извлек из кармана то, о чем, как видно, совсем было забыл: мертвых птиц, тесно нанизанных на бечевку. Казалось, их череда — некоторые застревали, пришлось тянуть и дергать — будет длиться вечно.
— Конопляночки! Надолго ли их хватит! — крикнул Георг. — Да я их по три сжую в один присест!
— Все считают, что мне делать нечего, — усмехнулся герр Рокентин, — а ведь, сказать по правде, теперь чуть ли не самая горячая пора, и одна из обязанностей моих — присматривать за тем, чтобы в продолженье рождественской ярмарки порядок соблюдался.
— Где эта ярмарка? — встрепенулся Фриц. Но ведь там не пофихтизируешь, — он спохватился, и — ни слова больше, молчу-молчу.
— Да в Гройсене, отсюда всего две мили, — крикнула Софи. — А больше здесь ничего и не случается, только вот летняя и осенняя ярмарка, и обе в Гройссене.
— И вы еще не бывали на Лейпцигской ярмарке? — спросил Фриц.
Нет, Софи никогда не бывала в Лейпциге. При самой мысли об этом глаза у ней просияли и раскрылись губы.
«Что, кого она мне напоминает?» — он думал. Эти буйные волосы, этот милый, вытянутый по лицу нос, совсем, совсем не в мать. И эти брови дугами. В третьем томе Лафатеровых Physiognomische Fragmente была иллюстрация, по гравюре Иоганна Генриха Липса[29] с Рафаэлева автопортрета, писанного в двадцатипятилетнем возрасте. Вылитая Софи. По гравюре, разумеется, цвета не узнать, ни оттенка кожи, только вот это выражение — райской кротости, и глаза — большие, темные, как ночь.
В те первые четверть часа у этого окна в Saale Фриц уже открыл ей свое сердце. «Теперь мне нужно узнать ее, — он думал. — Насколько будет это трудно?»
— Ежели мы решили соединить наши жизни, я хотел бы все о тебе знать.
— Да, но только не надо говорить мне «ты».
— Ну хорошо, не буду, впредь до вашего разрешения.
Он думал — нужно все же попытаться, хоть она и предпочла бы поиграть с меньшими братишкой и сестренкой. Все они сейчас были на широкой, длинной террасе между домом и садом, почти совсем расчищенной от снега. Мими и Руди, шумные, лихие, бежали рядом, толкая обручи, обитые железом.
— Lass das[30], фрайхерр, все равно ничего у вас не выйдет, — взвизгнул Руди, но, выросши в доме, где было много обручей, Фриц знал, что все у него выйдет, и, со всей силы, твердою, верною рукой запустил один обруч, потом другой, и они далеко полетели, почти исчезли из виду.
— Ну а теперь скажите мне, что думаете вы о поэзии?
— Я ничего о ней не думаю, — ответила Софи.
— Но вы не хотели бы ранить чувств поэта?
— Я ничьих чувств не хотела бы ранить.
— Тогда поговорим о чем-нибудь другом. Ваша любимая еда?
— Капустный суп, — сообщила ему Софи, — и хороший копченый угорь.
— Какого мнения вы о вине и табаке?
— Их я тоже люблю.
— Так вы, стало быть, курите?
— Да, отчим меня угощал трубкой.
— А музыка?
— Ой, вот это я люблю. С полгода тому назад были в городе студенты, они играли серенаду.
— И что они играли?
— «Wenn die Liebe in deinen blauen Augen»[31]. Это, конечно, не про меня, у меня темные глаза. Но все равно было очень красиво.
Пение, ну да. Танцы, да, почти наверное, хотя на балы ее не вывозят, пока четырнадцати не исполнится.
— Вы помните, какой вопрос я вам задал, когда впервые вас увидел у этого окна?
— Нет, не помню.
— Я вас спросил, случалось ли вам думать о замужестве.
— Ой, я его боюсь.
— Вы этого не говорили, когда о нем шла речь тогда, у этого окна.
Но она повторила:
— Я его боюсь.
29
Иоганн Каспар Лафатер (1741–1801) — швейцарский писатель, богослов и поэт, автор книги «Сто правил физиогномики». Иоганн Генрих Липе (1758–1817) — немецкий художник.