Обыкновенно это легко ей давалось. И она ему сказала — вполне правдиво, — что хоть от всей души сочувствует ему в поисках места, но относительно профессии самой, она должна признаться, ее посещают известные сомненья. Эразм займется лесным хозяйством, если окончит курс в Хубертусберге. Карл и Антон будут солдаты, тут, положим, не ей судить, не ее ума это дело, но — извлечение солей и минералов из земли… ах, да видела она, не раз видела все эти солеварни в Халле и Артерне, видела, вдыхала этот удушливый желто-темный дым над взвесями под Фрайбургом и не может об этом думать иначе, как о насилии над Природой, которая никогда не стала бы творить подобного уродства.
— Мы ведь так часто, Харденберг, с вами говорили о Природе. Не далее как в среду вы говорили за столом, что, хотя культура человеческая и промышленность могут развиваться, Природа пребудет неизменной, и наш первейший долг уважать те требования, какие она к нам предъявляет, и… — не удержалась, перешла черту, какую сама же себе запретила преступать, — вы говорили, что Софи — сама Природа.
И — зажмурилась, чтобы не видеть его лица. А Фриц уже кричал:
— Ах, Юстик, и ничего-то вы не поняли! Горное дело не вымогает у Природы ее тайн, оно их высвобождает! Вообразите, что в недрах вы обнаруживаете плененных, древних сынов Матери-Земли, которых мы затаптываем в грязь! Да по мне, это как встреча с Королем металлов, который с надеждой вслушивается в стук кирки и ждет, когда старатель одолеет все препятствия, чтоб вывести его на свет! Его освободить, Юстик! Что чувствует Король металлов, впервые подставляя лицо солнечным лучам!
Тут бы ей сказать: «Прелюбопытные теории, а на собрании дирекции вы их, случаем, не излагали?», но слова не шли с языка. Тот же самый голос читал ей первую главу «Голубого цветка». Фриц меж тем уже тащил из папки новую страницу, исписанную острым ломким почерком — еще отчет об отчете, на сей раз итог, и схемы, схемы: точки кипения поваренной соли, соляные удобренья.
41. Софи в четырнадцать лет
За два дня до четырнадцатилетия Софи, 15 марта 1796 года в годовщину своей помолвки — все не благословлённой, все даже не объявленной отцу — Фриц отправился к теннштедтским ювелирам, чтобы снова изменили его перстень. На перстне, он объяснял, должен быть крошечный портрет Софи, по той миниатюре, которая никому не нравилась — но делать нечего. Правда, это выражение лица, вспугнутое, ждущее, было на ней схвачено, да и смешенье это — темного со светлым. На обороте велел он выгравировать слова — Sophie sey mein schuz geist — Софи, будь моим ангелом-хранителем. В стихах на день рожденья он писал:
В июне 1796 Фриц наконец-то написал и отцу, и матери.
Любезный батюшка,
не без смущенья шлю я к Вам это письмо, на что так долго не решался. Давно уж было бы оно отослано, ежели бы несчастные обстоятельства мне в том не воспрепятствовали. Все надежды мои я полагаю на вашу дружественность и сочувствие. Нет ничего дурного в том, что лежит у меня на сердце, но часто в предмете этом родители и дети не достигают понимания взаимного. Вы, я знаю, всегда готовы быть покровителем и другом детей своих, но Вы — отец, а часто любовь отеческая противуречит устремленьям сына.
Я избрал девицу. Она небогата, и хотя знатного, но не старинного рода. Это фройлейн фон Кюн. Родители ее, из которых мать владеет собственностью, живут в Грюнингене. Я с нею познакомился во время делового визита своего в дом отчима. Я пользуюсь дружбой и доверенностью всего семейства. Но ответ самой Софи долго оставался неопределен.
Давно бы уж просил я согласия вашего и благословения, но в начале ноября Софи тяжело занемогла, да и теперь еще она лишь медленно выздоравливает. Вы один можете вернуть покой душе моей. Нижайше прошу согласия вашего и благословения моего выбора.
Остальное я изъясню при нашей встрече. От вас от одного зависит сделать дни эти счастливейшими в моей жизни. Правда, сфера деятельности моей сузится вследствие брака, но, заглядывая в собственную будущность, полагаюсь я на труд, веру, экономию, равно как и на разумность и расторопность Софи. Она не воспитана в роскоши, довольствуется малым, а мне не нужно ничего, кроме того, что нужно ей. Да благословит Господь сей важный, сей трудный час. Хорошо высказать все, что на душе, но осчастливить меня может только живой ваш голос, высказывающий отцовское согласие ваше.
Фриц.