— Майя, убирайся из моего дома! Я не хочу больше тебя видеть! Никогда!
Ева схватила дочь за воротник жакета, вытолкала ее за порог и с силой захлопнула дверь.
Но Майе было наплевать.
— Да здравствует свобода! — закричала она на весь сад.
Едва она вернулась домой, зазвонил телефон. Это был Пьер. Как и прежде, основным поводом для звонка была Мари. Когда Майя подошла к телефону, это, кажется, немного утихомирило его ревность. Потом, положив трубку, Майя сказала себе: когда девочки еще немного подрастут, я смогу наконец стать полностью свободной. И тут она поняла, что никогда еще не была свободной настолько, насколько ей хотелось бы. Но, если свобода и в самом деле привилегия эгоистов, Майя предпочла бы оставаться зависимой от тех, к кому была привязана.
Она не привела в порядок кухню со вчерашнего вечера. Она снова вспомнила об остатках рагу по-лангедокски, которые залепляли дно и стены кастрюль, когда она была маленькой. Может быть, это тоже свобода… Даже в ничтожных мелочах.
В этот вечер Майя не поехала на аперитив к Эжену. Ей не хотелось делить Мориса с другими. Только не сейчас. Было девять вечера. Майя включила телевизор. Морис не звонил. Она решила не звонить первой. В конце концов, ей есть чем заняться. Завтра она продолжит разбирать вещи на чердаке…
Но, когда наступило завтра, Майя так и не занялась разборкой вещей. Она поднялась на чердак, и, как всякий раз, ее взгляд упал на плетеный соломенный короб, набитый 16-миллиметровыми пленками. Он стоял на кинопроекторе «Paillard Bolex». На каждой бобине была наклейка с датой съемки.
Майя установила проектор объективом к белой стене гостиной, закрыла ставни и выключила свет. Затем включила проектор. Перед ней замелькали черно-белые кадры. Сердце Майи забилось. Кадры были нечеткие, прыгающие, беззвучные — лица только шевелили губами. Тогда Майя включила проигрыватель и поставила пластинку Леонарда Коэна. Но тишина не хотела исчезать. Майя увеличила громкость. Теперь музыка заглушила тихое стрекотание проектора.
Susanne… Susanne takes you down to her place near the river… And you know that she will trust you for you've touched her perfect body with your mind… And Jesus was a sailor…[17].
1956 год. Майе едва исполнился год. На ней распашонка, которая на черно-белой пленке кажется белой, и чепчик, закрывающий голову и шею. У нее недовольный вид. Мать строит рожицы перед камерой, чтобы заставить Майю рассмеяться. У матери счастливый вид. Она красива. На ней длинная юбка колоколом и светлая блузка. На ногах — туфли-лодочки без каблуков. В камере появляется молодой человек и берет Майю на руки. Он целует ее, потом сажает себе на шею. Ева обнимает молодого человека и прижимается к нему. Они все трое улыбаются в камеру. Этот молодой человек — не Ален.
Партизан… Немцы пришли ко мне, велели выдать тебя… Я сотню раз менял имя, я потерял жену и ребенка… старый человек на чердаке… ночь укрыла бы нас, но немцы его захватили…
1960 год. Девочка пяти лет. Она сидит между двумя молодыми людьми за квадратным столом, покрытом клетчатой скатертью. На столе — торт с пятью зажженными свечами. У молодых людей — остроконечные бумажные колпаки на головах. Они смеются и, кажется, очень дружны между собой. Один из них — ее отец. У него короткая стрижка и лукавые глаза. Другой молодой человек поднимается и уходит из кадра. Камера дергается, на пленке на какое-то мгновение появляется кусочек паркетного пола. Майя не узнает эту комнату. Тут на пленке появляется Ева — она сидит на стуле, с которого встал молодой человек. Она разом задувает все пять свечей и смеется, запрокидывая голову, совсем как это делает сейчас Майя, когда смеется… Девочка плачет.
Майя еще раз просмотрела пленку, слушая «Famous Blue Raincoat». Какая она печальная, эта песня… Майя плакала из-за пяти маленьких свечей, которые мать задула вместо нее.
So long, Marianne… So long, Marianne, it's time that we began to laugh and cry and cry and laugh about it all again…[18].
1967 год. На Алене — цветастая рубашка. Теперь он носит длинные волосы. Он показывает в камеру «фак». Во рту у него сигарета. У человека, стоящего рядом с ним, волосы еще длиннее, но завязаны в «конский хвост». Он набрасывается на Алена сзади, вскакивает ему на спину и показывает указательным и средним пальцами латинскую V в знак победы. Оба падают на землю и хохочут. Это происходит перед старой овчарней.
17
Сюзанна уводит тебя к себе в гости… И она тебе поверит, видно, разум твой заденет ее плоть… А Иисус моряком был…
18
Так давно, Мэриэн… Так давно, Мэриэн, тогда мы только начали смеяться и плакать и плакать и смеяться над всем этим снова.