Симона поворачивается к мужу.
— Прошу вас, — молит она, — не устраивайте скандала!
— Но, простите, моя дорогая, как мне кажется, скандал устроил не я.
— Послушайте…
— Слишком поздно. У вас было два дня на размышление.
Он идет к двери, у которой слышны шаги и голос Викторины:
— Вы первый, мсье. Остальные господа еще не прибыли.
Дверь открывается. Входит Поль с рукой на перевязи. Он немного бледен, но хладнокровен, когда склоняет голову перед Симоной, а затем перед Далюэром.
— Прошу меня извинить, но я не в состоянии пожать вам руку. Глупая история. Вчера вечером, когда я покидал часовню… О, ничего страшного, дней через десять заживет.
Далюэр буквально потрясен увиденным. Он и не подозревал юного архитектора, которого знал так недолго. И от этого гнев его только усилился. У Симоны больше нет никаких оправданий. Он бросает на жену угрожающий взгляд и пытается изобразить на лице заботу.
— Надеюсь, вы обращались к врачу?
— Нет. Это было ни к чему. Слегка ушиблены пальцы, только и всего. Был сквозняк, дверь резко захлопнулась, а я не успел убрать руку. В любом случае это не страшно. Моя работа закончена. Завтра я уезжаю. Именно поэтому я и пришел сегодня раньше всех.
Он обращается к Симоне:
— Я хотел от всей души поблагодарить вас за гостеприимство. Я оценил его, и, быть может, даже несколько злоупотребил им. У меня останутся хорошие воспоминания о пребывании здесь.
Далюэр небрежно берет его за руку.
— А я хотел посоветоваться с вами, думаю, сейчас самое время. Пойдемте! Мне нужно кое-что показать вам у меня в кабинете.
Симона хочет вмешаться, но Далюэр останавливает ее.
— Мы сейчас же вернемся. Я не собираюсь надолго задерживать нашего друга.
Он пропускает Поля вперед, и они проходят в кабинет. Симона бежит за ними.
— Вы не хотите выпить?
— Позже! — резко бросает Далюэр.
Он наполовину прикрывает дверь и делает вид, что что-то ищет среди бумаг.
— Так-так! Куда же я засунул этот проект? Знаете ли, все эти заметки, чертежи, письма, нет, это не мой конек. Я не привык держать в руках ручку. Предпочитаю хлыст.
Он хватает хлыст как бы машинально. Поль не теряет самообладания, хотя дается ему это явно с большим трудом. Далюэр направляется к двери, чтобы закрыть ее. И тут же раздается голос Симоны:
— Как? И вы тоже?
Далюэр застывает на месте. Поль подходит к нему, и оба видят, как в гостиную входит Антонен с перевязанной правой рукой. Далюэр бросает хлыст на стул и идет навстречу Антонену.
— Что это значит?
— Не пугайтесь, — бормочет Антонен. — Пустяки, но временами болит до жути! Я упал, только и всего. Опасайтесь слишком хорошо натертых лестниц. Поскользнулся, протянул руку, чтобы удержаться, а в результате — вывих! Вот так!
Внезапно он замечает перевязанную руку Поля.
— Вот это да!
— А я — об дверь, — говорит Поль.
Далюэр внимательно оглядывает обоих. Он не понимает. Но в дверях уже звонят двое других гостей, и вскоре в холле раздаются их голоса.
— После вас, мсье кюре.
— Ну уж нет, прошу вас!
Открывается дверь. Первым входит кюре в своей пелерине, за ним следует Винсен. Его правая рука перевязана.
— Позвольте вашу пелерину, господин кюре, — говорит старая служанка.
Она помогает ему раздеться. На правой руке кюре толстая повязка. Он улыбается со своей обычной доброжелательностью.
— Еще один дорожный несчастный случай, моя дорогая. Вы знаете мою старую машину? Заводил рукояткой и попал себе по руке, как какой-то новичок. К счастью, ничего не сломал.
— А я, — говорит Винсен, — порезался скальпелем. Ужасно глупо!
Далюэр молча пожимает левые руки гостей.
— Какое странное стечение обстоятельств! — восклицает Антонен. — Господин Ламбер прищемил руку дверью часовни. А я поскользнулся на лестнице. Хоп! И вывих.
— Цепная реакция! — замечает Винсен.
Кюре падает в кресло.
— Нам, вероятно, будет трудно играть, — говорит он. — Но выпить мы можем. Это поможет забыть наши мелкие неприятности.
Симона торопливо разносит бокалы. Кюре поднимает свой, в то время как Далюэр смотрит на них с нескрываемой ненавистью.
— За наше здоровье, — произносит старик. — Очень уместный тост!
Час спустя все четверо уже на дороге. Антонен и Винсен спешат избавиться от своих повязок.
— Чертов Поль! Ну и устроил он вечерок! — говорит Винсен.
— Но другого выхода не было, — отвечает Антонен. — Этот тип — настоящий дикарь, когда затронута его гордость.
— Поставьте себя на его место, — мягко говорит кюре.
— Я знаю, — отвечает Поль, — я был не прав. А вы все столь великодушны!
— Это все святой отец придумал, — говорит Винсен.
— Со мной действительно случился несчастный случай, — поправляет кюре. — И вас это натолкнуло на мысль. Провидение использует иногда совершенно неожиданные методы. За это, дорогой мой Антонен, вы проводите меня до дому.
Антонен залезает в машину кюре, а Винсен крутит ручку. Святой отец берет Поля под руку.
— А теперь, — шепчет он, — забудьте ее. Для вас обоих это был тяжелый урок. Обещаете больше не писать ей?
— Обещаю.
Поль еще раз смотрит на дом. В одной из комнат горит свет.
— Поехали, — говорит священник.
Признание
Монако
Половина девятого утра.
В шикарно обставленной художественной мастерской, отделанной на современный манер, мужчина с раздражающей медлительностью заканчивает бриться: это писатель Жак Ереван. Его фотографии украшают стены: Жак Ереван, играющий в теннис, Жак Ереван за рулем кабриолета, Жак Ереван, подписывающий, читающий, смотрящий…
В другом конце комнаты Патрик Мэнье смотрит на часы, ему с трудом удается устоять на одном месте.
— Поторопитесь, — наконец говорит он. — Мы опоздаем.
— Сейчас, сейчас, — отвечает Жак. — Это же надо — разбудить человека в такую рань!
Он выключает бритву и не торопясь, аккуратно убирает ее в коробку.
— Каждый год один и тот же спектакль, — продолжает он. — Нужно, чтобы моя теща вернула Николь в Париж.
— Может быть, она действительно была больна, — замечает Патрик.
— Ну да, конечно, — ворчит Жак. — Я же еще и виноват. Ладно. Иду.
Мужчины уходят, и старая служанка Бреванов, Мария, закрывает за ними дверь.
Они спускаются по крутым улочкам Пея к небольшой площади, окаймленной арками, где запаркован кабриолет Жака. Писатель не торопясь закуривает, прежде чем сесть в машину.
Проехав площадь Турби, они объезжают стоящий на пути автомобиль. Владелец машины, итальянец, сломал домкрат и не может поменять колесо. Жак останавливается.
— Так мы никогда не доедем, — возмущается Патрик.
— Да ладно! Поезд наверняка немного задержится, — ворчит Жак.
Жак и итальянец меняют колесо. Патрик нервничает. Он всматривается в даль, в панораму побережья. Скала Монако, туннель, откуда через некоторое время выйдет поезд, который привезет Николь.
Наконец Жак снова садится за руль.
— Надо же было ему помочь.
— Мы опоздаем к поезду!
— Ну, тогда она подождет! — злобно бросает Жак. — Или возьмет на вокзале такси.
Они мчатся по извилистым улочкам. Шины визжат на поворотах. Патрик нервничает все больше.
— Мы разобьемся, — нерешительно предупреждает он.
— Не велика потеря, — ворчит Жак. — Что касается меня, то найдется немало тех, кто будет ликовать.
В тот же момент случается непоправимое. Автомобиль не вписывается в поворот, их заносит. Жак пытается спасти положение, но машина уже завертелась, она врезается в стену, отскакивает вправо, выбрасывая Патрика на дорогу, и срывается в пропасть. Через несколько секунд раздается металлический грохот и воцаряется тишина.