— Как о вас доложить?
— Господин Майндрон меня не знает. Скажите, что я по делу.
Консьерж звонит и говорит:
— Апартаменты номер восемнадцать на первом этаже.
Майндроны занимают апартаменты! Антуан колеблется. Но отступать уже поздно. Ничто так не страшит его, как осуждение швейцара. Он направляется к помпезной лестнице. Десять часов утра. Конечно, несколько рановато. Но, если супруги дорожат своими фотографиями, прием будет, безусловно, радушным. Он стучит в дверь. Ему немного жарко. Сейчас ему кажется, что проще было бы спуститься с обледеневшей горы, лавируя между снежными сугробами! Дверь открывает она. Она даже более привлекательна в жизни — она и кинозвезда, и светская дама. Как же все сложно!
— Мсье?
— Простите, — говорит Антуан. — Я… я нашел…
Он показывает конверт.
— Мои фотографии! — восклицает красавица, выхватывая конверт. — Как я рада! Входите, прошу вас.
Они проходят через маленькую переднюю и входят в гостиную, залитую южным солнцем, которое даже в январе такое же нежное и яркое, как летом. Гостиная соединяется с комнатой, в которой возле балкона сидит в кресле Патрис Майндрон. Его правая нога лежит на стуле. К ручке кресла прислонена палка с резиновым наконечником.
— Патрис, мсье принес фотографии.
Патрис поворачивает голову. У него итальянские глаза, полные драматизма и теплоты. Он кивает.
— Благодарю вас, мсье. Извините, что не могу встать. Упал с лошади, впрочем, ничего страшного.
— Я знаю, что это такое, — говорит Антуан.
— Вы увлекаетесь лошадьми?
— Почти. Я гонщик. Мне тоже не повезло. Это случилось на ралли. Я прибыл из Парижа без штрафных, а на перевале врезался в грузовик. Ни единой царапины, но машина в гараже по меньшей мере на неделю.
— А что у вас за машина?
— «Р-8 Гордини».
— Прекрасный автомобиль. Простите, когда консьерж позвонил, я не очень хорошо разобрал ваше имя. Вы из какой команды?
— Паскье-Бреки. А я — Бреки. Антуан Бреки. Паскье вернулся в Париж. А я вот жду машину.
— Тогда, может быть, мы еще увидимся. Мой ремонт продлится почти столько же, сколько и ваш. Не хотите стаканчик виски? Мартина, закажи, пожалуйста, три «Джилбейса».
— Нет, — говорит Антуан. — Спасибо, но мне нужно следить за собой. Никакого алкоголя, никакого табака…
— И никаких женщин, — смеясь, добавляет Патрис.
— А значит, никаких недостатков, — замечает Мартина.
— Кроме этих, у меня хватает других.
— Надеюсь! — шутит Мартина.
Как она это сказала! А ее голос — низкий, пылкий и до ужаса приятный! Антуану не хочется уходить. В распахнутое окно виден порт, белые корабли, дамба, грациозно обегающая небесно-голубое озеро, а прямо перед балконом медленно покачиваются на утреннем ветру пальмы.
— Ну что же, — бормочет Антуан, — мне пора. Счастлив был с вами познакомиться.
Ну, вот и все! Приключение оказалось коротким, Мартина провожает его, прикрывая за собой дверь в гостиную.
— Верните ее мне, — шепчет она. — Ну же! Будьте паинькой. Вы же знаете, что там было шесть фотографий.
— Оставьте ее мне, — умоляет Антуан. — Это будет моим единственным хорошим воспоминанием о побережье.
— Нет, только не эту. — Она еще больше понижает голос. — Муж такой ревнивый, вы даже не представляете!
Двумя пальцами Антуан держит фотографию, где она изображена в бикини.
— Вы отрываете ее у меня от сердца, — говорит он столь жалобно, что оба не могут удержаться от смеха.
— Ну же, не упрямьтесь, отдайте.
Она пытается вырвать у него фотографию, но Антуан уворачивается.
— Вы были правы, — продолжает он. — У меня есть масса других недостатков, в частности любопытство. Я чувствую, что вам хочется многое мне рассказать, потому что вы несчастны… Не спорьте, вы несчастны!
— Тише! Замолчите.
— С таким человеком вы, конечно, несчастны. Значит, завтра, в одиннадцать, в Океанографическом музее. И я вам ее верну. Даю слово!
И он уходит, очень довольный собой. Какая сообразительность, какая ловкость! У них это называется «срезать поворот». Он идет, насвистывая «Мост через реку Квай», и, чтобы убить время, возвращается в гараж, где несчастная «гордини» стоит разобранная на части. День тянется бесконечно. Время от времени он посматривает на фотографию Мартины и напевает: «Мартина, Мар-ти-на…» — словно школьник. Солнце, как добрый приятель, кладет руку ему на плечо. Жизнь прекрасна. Если Мартина решится поведать ему свою жизнь, а она непременно решится, он будет встречаться с ней так часто, как только пожелает. И в этом городе, созданном для радости, любовь скажет ему «да»! Она уже говорит «да»! Ибо Антуану известны эти симптомы, это бесконечное желание двигаться, эта легкая лихорадка и планы, планы в голове… И он, который не пьет и не курит, опустошает целую пачку сигарет в баре возле Дворца. Мартина! Мартина!
На следующий день Антуан прогуливается по Океанографическому музею. Он не большой любитель гравюр, скелетов китов, ракушек и прочей давно омертвевшей всячины. Десять минут двенадцатого. Ее еще нет. При холодном свете раздевалки Антуан подводит итог. Его возбуждение спадает. Ясно, что она не смогла прийти. Она живет в другом мире, мире денег. Ее несчастья совсем другого рода. И встречи невозможны. Четверть двенадцатого. Антуан направляется к выходу. О чудо! Она здесь, в элегантном сером костюме. Кажется, не узнает его и медленно обходит музей. Антуан не чувствует под собой ног. Он возобновляет осмотр, но с противоположной стороны, рассчитав, что они встретятся в зале жемчужниц. Через зал, посвященный китообразным, он замечает, как серый костюм приближается. И вскоре они оба склоняются над одной витриной.
— Мы с вами незнакомы, — шепчет Мартина.
— Хорошо, но чего вам бояться, ведь вы пришли одна?
— Я никогда не бываю одна. Он всегда следит за мной. Всегда и везде. Он больной. Отойдите.
Она делает несколько шагов в сторону, рассматривая дротики для охоты на китов. Через некоторое время Антуан снова оказывается на ее пути.
— Кто за вами следит? — сквозь зубы спрашивает он.
— Не знаю. Это всегда разные люди. Он обращается в частные сыскные агентства. С тех пор как он упал, за мной без конца следят, даже ночью.
— Но это же отвратительно!
— Осторожно!
К ним подходит какой-то посетитель. За руку он ведет мальчика. Нет. Здесь опасаться нечего.
— Чего он боится? — продолжает Антуан.
— Понятия не имею. У одержимых другой ход мыслей. Если бы вы знали, как я живу последние четыре года!
— Почему вы не уйдете!
— Он найдет меня. А я знаю, каким он может быть жестоким!
К ним подходит какая-то старушка, рядом английская туристка что-то записывает. Антуан выжидает.
— Мартина, послушайте…
— Нет. Будьте осторожны! Сейчас нам нужно расстаться, а завтра, если хотите… В три в Ботаническом саду. Придете?
— Вы еще спрашиваете!
— Спасибо!
— Мартина! Я думаю только о вас… Мартина… Подождите!
Она с равнодушным видом удаляется. Антуан останавливается перед макетом под названием «Почему-бы- и-нет». Нет, на этот раз это не просто флирт. Похоже, все намного серьезнее, в животе что-то сжимается… Антуан выходит из музея и видит, как Мартина за рулем своего «мустанга» задним ходом выезжает со стоянки. В это же время отъезжает и голубой «дофин». За рулем сидит одетый во все серое мужчина. Частный детектив? Турист? «Дофин» держится метрах в пятидесяти от «мустанга». Все-таки это довольно странно. Если Мартина не преувеличивала, нужно непременно как-то помочь ей.
Антуан не перестает размышлять об этом, строит планы: то он выкрадывает Мартину, то дерется с Патрисом. Время от времени он, правда, называет себя болваном. А потом все начинается по новой, потому что ему нечем больше заняться, потому что ему скучно и потому что Мартина красива.
На следующий день он приходит в Ботанический сад намного раньше назначенного времени. Но не сразу входит туда. Он долго выбирает у входа несколько открыток, пьет апельсиновый сок в баре, из окон которого просматривается сад. «Мустанг» подъехал в три десять. Но Мартина не одна.