Двое лакеев отнесли девушку в кухню и положили на длинный стол. Когда мать Луизы расстегнула на ней блузку, она задохнулась, увидев ожерелье красных пятен вокруг шеи девушки, знак чумы, «венок роз». От расстройства и испуга она не обратила внимания на черную блоху, что прыгнула с одежды девушки на ее собственную юбку.
К закату следующего дня горничная умерла.
На другое утро двое из детей отсутствовали, когда отец Луизы призвал класс к порядку. Одна из нянек вошла в комнату и что-то прошептала ему на ухо. Он кивнул, потом сказал:
— Кобус и Тинус сегодня к нам не присоединятся. А теперь, дети, откройте, пожалуйста, ваши сборники упражнений по правописанию на пятой странице. Нет, Петронелла, это десятая страница…
Петронелла была ровесницей Луизы и единственной из детей ван Риттерса, которая хорошо относилась к Луизе. Они вместе сидели за задним столом. Девочка нередко приносила Луизе маленькие подарки и иногда приглашала поиграть с ней в куклы в детской. На последний день рождения Луизы она даже подарила ей одну из своих любимых кукол. Конечно, няня заставила Луизу вернуть ее.
Теперь же Петронелла коснулась руки Луизы и шепнула:
— Тинус заболел вчера вечером, — шепнула она. — Его тошнило! И пахло просто ужасно!
В середине утра Петронелла вдруг встала и, не спрашивая разрешения, направилась к двери.
— Куда ты, Петронелла? — резко спросил Хендрик Ливен.
Девочка обернулась и, смертельно бледная, молча посмотрела на него. И тут же, не сказав ни слова, рухнула на пол.
Тем вечером отец Луизы сказал ей:
— Минхеер ван Риттерс велел запереть классную комнату. И никому из нас нельзя входить в большой дом, пока болезнь не пройдет. Мы должны оставаться в своем коттедже.
— А что мы будем есть, папа?
Луиза, как и ее мать, всегда проявляла практичность.
— Твоя матушка уже несет нам еду из кладовых — сыр, окорок, колбасы, яблоки и картофель. А у меня есть маленький огород, и кролики, и куры. Ты будешь помогать мне в огороде. И мы продолжим уроки. Ты пойдешь вперед быстрее без менее умных детей, что задерживали тебя. Это будет нечто вроде каникул. Мы будем радоваться друг другу. Но тебе нельзя выходить из нашего сада и огорода, тебе понятно? — очень серьезно спросил отец, почесывая красный след укуса блохи на своем худом запястье.
И они три дня наслаждались обществом друг друга. Потом, на следующее утро, когда Луиза помогала матери готовить завтрак, Анна потеряла сознание у кухонной плиты и пролила себе на ногу кипящую воду. Луиза помогла отцу отнести ее наверх и уложить на большую кровать. Они забинтовали обожженную ногу полоской холста с медом. Потом Хендрик расстегнул платье на груди жены — и застыл в ужасе, увидев вокруг ее шеи «венок роз».
У Анны началась лихорадка, бурная, как летняя гроза. Через час ее кожа уже сплошь покрылась красными пятнами и казалась такой горячей, что к ней было страшно прикоснуться. Луиза и Хендрик обтирали ее губками, намоченными в холодной воде из озера.
— Держись, моя любимая, будь сильной, — шептал жене Хендрик, когда та металась и стонала.
Постель насквозь промокла от ее пота.
— Господь защитит тебя…
Они по очереди сидели рядом с ней всю ночь, но на рассвете Луиза громко позвала отца. Когда он поднялся в комнату, Луиза показала на нижнюю часть тела матери, подняв покрывало. По обе стороны на бедрах, начиная от живота, появились чудовищные карбункулы размером с кулак Луизы. Они были твердыми, как камни, и ярко-багровыми, даже фиолетовыми, как спелые сливы.
— Бубоны… — выдохнул Хендрик.
Он коснулся одного. Анна отчаянно закричала при его легком прикосновении, из ее живота вырвались газы и желтый жидкий стул, намочивший простыни.
Хендрик и Луиза подняли ее с вонючей постели и положили на чистый тюфяк на полу. К вечеру боль стала такой сильной и непрерывной, что Хендрик уже просто не в силах был выносить крики жены. Его синие глаза налились кровью.
— Принеси мою бритву! — приказал он Луизе.
Она побежала к раковине умывальника в углу спальни и принесла бритву с прекрасной рукояткой из перламутра. Луизе всегда нравилось смотреть, как ее отец по утрам бреет щеки, потом вытирает мыльную пену с прямого блестящего лезвия.
— Что ты хочешь сделать, папа? — спросила она, видя, как он правит бритву на кожаном ремне.
— Мы должны выпустить яд. Он убивает твою мать. Держи ее покрепче!