Луиза взяла в подсобном помещении недоуздок и направилась к озеру, где продолжал пить пони Петронеллы. Петронелла разрешала Луизе кататься на нем, когда захочется, так что животное знало девочку и доверяло ей. Как только пони оторвался от воды, Луиза надела на него недоуздок и повела к коттеджу. Задняя дверь дома была достаточно широка для того, чтобы пони мог в нее пройти.
Довольно долго Луиза колебалась, пытаясь придумать какой-то достаточно уважительный способ, чтобы доставить тело отца к могиле, но в конце концов нашла веревку, привязала ее к отцовским ногам, и пони потащил тело в сад; голова отца билась о неровную землю.
Когда тело соскользнуло в могилу, Луиза в последний раз оплакала его. Она сняла с пони недоуздок и отпустила животное. Потом спустилась в яму, к отцу, и постаралась как можно лучше уложить его руки и ноги, но они окоченели. Луиза оставила все как есть, вышла в поле, снова набрала охапку цветов и засыпала ими тело. Опустившись у могилы на колени, она на английском запела высоким нежным голосом первый стих псалма «Господь — мой пастырь» — именно так, как учила ее мать. И после этого стала закапывать могилу. Когда она бросила последнюю лопату земли, уже наступила ночь. Луиза с трудом дошла до коттеджа, измученная физически и эмоционально, отупев от изнеможения.
У нее не имелось ни сил, ни желания что-то съесть или даже подняться наверх, в спальню. Она упала перед очагом и почти мгновенно погрузилась в тяжелый сон.
Утром Луиза проснулась от сильной жажды и с такой головной болью, что ей казалось: голова вот-вот лопнет. Когда она попыталась встать, то пошатнулась и ударилась о стену. Ее тошнило и качало, мочевой пузырь болезненно вздулся. Луиза попыталась выйти в сад, чтобы освободить его, но на нее накатила сильнейшая тошнота. Девочка согнулась, ее вырвало на кухонный пол, и тут же она в ужасе уставилась на горячую лужу между собственными ногами.
Луиза, пошатываясь, с трудом добралась до висевших на дальней стене блестящих медных кастрюль ее матери и посмотрела на свое отражение в донышке одной из них. Медленно, неохотно Луиза коснулась шеи и уставилась на ожерелье из красных пятен на своей молочно-белой коже.
Ноги ее подкосились, и она опустилась на каменные плитки пола. Темные тучи отчаяния заклубились в ее голове, перед глазами все расплылось. Потом вдруг Луиза заметила некую искру, еще не угасшую во тьме, — крошечную искру силы и решительности. И Луиза ухватилась за этот маленький источник света, прикрывая его, как прикрывают от ветра огонек лампы. Эта искра помогла ей вернуться из тьмы.
— Мне нужно подумать, — шепнула себе Луиза. — Я должна встать. Я знаю, что произойдет, это будет так же, как с мамой и папой. Я должна подготовиться.
Опираясь на стену, Луиза поднялась на ноги и какое-то время стояла на месте, пошатываясь.
— Мне надо спешить. Я ведь могу почувствовать это в любую минуту. Я должна быть готова.
Она помнила страшную жажду, что мучила ее умирающих родителей.
— Вода! — прошептала Луиза.
Она с трудом добралась с пустым ведром к насосу во дворе. Каждый нажим на длинный рычаг был тяжким испытанием ее сил и храбрости.
— Не все умирают, — упрямо шептала себе Луиза, работая. — Я слышала, как взрослые разговаривали об этом. Они говорили, что некоторые молодые и сильные выживают. Не умирают.
Вода медленно набиралась в ведро.
— Я не умру. Я не умру! Не умру!
Когда ведро наполнилось, Луиза поплелась к кроличьему садку, потом к курятнику и выпустила всех животных и птиц, чтобы те могли сами позаботиться о себе.
— Я не смогу вами заниматься, — объяснила она им.
С трудом таща ведро, Луиза вернулась в кухню, вода выплескивалась ей на ноги. Поставив ведро у очага, она повесила на его край медный ковш.
— Еда… — пробормотала она, ощущая сильное головокружение.
Она принесла из кладовой остатки сыра и окорока, корзину яблок и поставила так, чтобы можно было до них дотянуться.
— Холодно… Ночью будет холодно…
Теперь Луиза кое-как добралась до сундука, в котором ее мать хранила то, что осталось от ее приданого, достала шерстяные одеяла и коврик из овечьей шкуры и положила рядом с очагом. Потом взяла охапку хвороста из того, что лежал в углу, и зажгла в очаге огонь.