— Дверь… Надо дверь запереть.
Луизе приходилось слышать, что в городе оголодавшие свиньи и собаки врывались в дома, где лежали люди, слишком больные для того, чтобы защищаться. И животные съедали их заживо. Луиза закрыла дверь и задвинула засов. Найдя топор и отцовский мясной нож, она положила их рядом с постелью.
В тростниковой крыше и в стенах дома обитали крысы. Луиза ночами слышала, как они суетятся там, а ее мать жаловалась на их ночные налеты на кладовую. Петронелла как-то рассказывала Луизе, что однажды в ее детскую большого дома забежала огромная крыса, когда ее новая няня перепила джина. Отец обнаружил мерзкую тварь в кроватке младшей сестры Петронеллы и тут же приказал конюхам высечь пьяную няню. Вопли женщины доносились даже в классную комнату, и дети в ужасе переглядывались. И теперь по коже Луизы побежали мурашки при мысли, что она может оказаться беспомощной под острыми как бритвы зубами крыс.
Из последних сил девочка сняла с крюка на стене самую большую из медных кастрюль и поставила ее в углу, накрыв крышкой. Будучи брезгливым ребенком, она при мысли о том, что может замараться, как ее родители, испытывала отвращение.
— Это все, что я могу сделать, — прошептала она наконец и рухнула на овечью шкуру.
Темное облако кружило в ее голове, кровь словно кипела в венах от лихорадочного жара.
— Отче наш, сущий на небесах…
Она твердила молитву на английском, как учила ее мать, но душная клубящаяся тьма быстро захлестнула ее.
Наверное, прошла целая вечность, прежде чем Луиза медленно выплыла из тьмы, возвращаясь в сознание, как пловец выбирается из глубины. Тьма отступила, сменившись ослепительным белым светом. Он бил по глазам, как лучи солнца или белизна снежного поля, он ошеломлял. А из света выполз холод, заставляя застыть кровь и пробирая до костей, и Луиза содрогнулась всем телом.
Двигаясь медленно, болезненно, она натянула на себя овечью шкуру и свернулась в клубок, прижав колени к груди. Потом в испуге протянула руку назад. Она пощупала ягодицы, боясь почувствовать мокрую слизь, но кожа оказалась сухой. Луиза осторожно понюхала палец. Он был чистым.
Луиза помнила тот разговор отца с матерью, который она случайно подслушала:
— Самый страшный симптом — понос. Те, кто выжил, им не страдали.
— Это Божий знак… — прошептала себе Луиза сквозь стучащие зубы. — Я не обмаралась. Я не умру.
Потом обжигающая лихорадка вернулась, прогнав и холод, и белый свет. Луиза металась на постели, зовя отца, мать, Иисуса…
Ее разбудила жажда: в горле горело, язык распух и был шершавым, как точильный камень. Луиза приподнялась на локте, чтобы дотянуться до ковша. При первой попытке напиться она пролила почти всю воду себе на грудь, потом жадно, задыхаясь и давясь, выпила то, что осталось на дне медного ковша.
Но те несколько глотков, которые она сумела сделать, чудесным образом вернули ей силы. При второй попытке она сумела выпить целый ковш.
Луиза отдохнула немного, потом выпила еще ковш. Наконец она утолила жажду, и огонь в ее крови как будто на мгновение затих. Девочка свернулась под овечьей шкурой, ее живот раздулся от выпитой воды. На этот раз сон, поглотивший ее, был глубоким, но естественным.
Потом Луизу разбудила боль. Луиза не сразу поняла, где она или что случилось. Потом услышала рядом какой-то скрип. Открыв глаза, она посмотрела вниз. Одна ее нога высунулась из-под шкуры. И прямо над этой голой ногой сидело нечто размером с кота, серое и волосатое. В первое мгновение Луиза не поняла, что это такое, но потом снова послышался тот же звук, и она почувствовала боль. Луиза хотела пнуть это существо или закричать, но застыла от ужаса. Это был ее самый страшный ночной кошмар, только наяву.
Тварь подняла голову и посмотрела на Луизу яркими глазами-бусинками. Она пошевелила усами на длинной острой морде; острые изогнутые клыки, торчащие над ее нижней губой, были розовыми от крови Луизы. Крыса пыталась отгрызть ее лодыжку. Маленькая девочка и крыса смотрели друг на друга, но Луиза все еще была парализована ужасом. Крыса опустила голову и укусила снова. Луиза медленно потянулась к мясному ножу, лежавшему рядом с ее головой. И стремительно полоснула им по крысе. Крыса оказалась почти столь же проворна: она подпрыгнула высоко в воздух, но острие ножа распороло ей брюхо. Крыса завизжала и рухнула на пол.
Луиза уронила нож и, широко раскрыв глаза, смотрела, как крыса ползет по каменному полу, оставляя за собой полоски внутренностей. Луиза задыхалась, и понадобилось немало времени, чтобы ее сердце вернулось к обычному ритму, а дыхание выровнялось. А потом Луиза обнаружила, что потрясение придало ей сил. Она села, чтобы осмотреть пострадавшую ногу. Укусы оказались глубокими. Девочка оторвала полоску от своей нижней юбки и перевязала лодыжку. После этого она поняла, что ужасно проголодалась. Она подползла к столу и взобралась на скамью. Крыса успела полакомиться окороком, но Луиза очистила те места, где видела следы зубов, и отрезала себе толстый ломоть, положив его на кусок хлеба. На сыре уже появилась зеленая плесень, говорившая о том, как долго Луиза лежала возле очага без сознания. Но плесень или нет — сыр был великолепным. Луиза запила всё последним ковшом воды. Ей хотелось принести еще ведро, но она понимала, что еще недостаточно окрепла, и боялась открыть дверь.