— Ну, бирюза — моя специальность. Так же, как и (не хочу вас пугать) поиск сокровищ. Я — совсем как тот парень в этой вашей истории, — Пендергаст заговорщицки наклонился, приложив палец к носу. — И если в «Золотом пауке» все еще вспыхивает какая бы то ни было активность, мне хотелось бы об этом знать.
Старый мусорщик колебался. Он моргнул покрасневшими глазами: раз, два…
— Они заплатили мне, чтобы я ничего не говорил.
— Я тоже могу заплатить, — Пендергаст развернул свернутую пачку банкнот, достав пятидесятидолларовую купюру, потом еще одну. — Вы можете заработать в два раза больше — и никто не узнает.
Кьюит жадно посмотрел на деньги, но ничего не сказал. Пендергаст извлек еще две пятидесятидолларовые купюры и предложил ему. Старик сначала колебался, а затем быстро — прежде, чем смог лучше обдумать свое решение — выхватил деньги из протянутой руки и засунул их в карман, к остальным наличным.
— Это было несколько недель назад, — начал рассказывать он. — Они приехали на паре грузовиков, очень шумели и суетились. Припарковались около входа в шахту и начали размещать оборудование. Я подумал, что они приехали заново ее разрабатывать, так что пошел к ним и поздоровался. Еще предложил продать им старую карту шахты.
— И?
— Со мной говорил не самый дружелюбный из людей, скажу я вам. Сказал, что они осматривали шахту для... для изучения структурной целостности, это звучало как-то так. Но казалось, что они здесь не за этим.
— Почему нет?
— Как по мне, так этот человек не был похож на инспектора. И оборудование, которое они проносили внутрь, вселяло сомнения. За свою жизнь я никогда не видел ничего подобного. Крюки, веревки, и что-то вроде... вроде... — Кьюит махнул рукой, — как одна из тех вещей, в которых погружаются дайверы. Как ее?
— Клетка от акул?
— Да. Только больше. Они не захотели купить мою карту, сказали, что у них уже есть своя. Потом они сказали мне, что всё это не мое дело, и дали мне пятьдесят баксов, чтобы я молчал. Старик схватил Пендергаста за рукав. — Вы не расскажете никому о том, что я видел, не так ли?
— Конечно, нет.
— Обещаете?
— Это будет наш с вами секрет, — Пендергаст потер подбородок. — Что случилось потом?
— Они уехали через пару часов. Вернулись только вчера. Уже было поздно. На этот раз приехал один грузовик с двумя парнями внутри. Они припарковались несколько дальше и вышли.
— И что потом? — подтолкнул Пендергаст.
— Была полная луна, и я все мог видеть все ясно. Пока один загребал граблями следы шин, другой посыпал пылью все вокруг. Они шли задом, заметая все-все следы по пути к грузовику. Потом они сели в него и снова уехали.
— Не могли бы вы описать этих мужчин? Как они выглядели?
— Они оказались очень грубыми. Недоброжелательными. Ничего хорошего от них ждать не стоит. Слушайте, я уже и так сказал больше, чем нужно. Помните свое обещание.
— Не бойтесь, мистер Кьюит, — на мгновение выражение лица Пендергаста дало понять, что мыслями он уже очень далеко отсюда. — Что вы там говорили про карту шахты?
Продажный блеск вернулся в мутные старые глаза, отражающие волнение и вечные подозрения.
— А что вас интересует?
— Я мог бы быть заинтересован в ее приобретении.
Кьюит замер на мгновение. Затем, не вставая со своего импровизированного стула, он порылся в куче мусора у своих ног и, наконец, извлек выцветший проектировочный рулон бумаги — рваный и сильно грязный. Не говоря ни слова, он развернул карту и показал Пендергасту, но так и не дал ее ему в руки.
Пендергаст наклонился к ней, чтобы лучше изучить. Затем — так же молча — он отсчитал еще четыре пятидесятидолларовых банкноты и показал их Кьюиту.
Сделка быстро завершилась. Свернув карту и поднявшись со своего места, Пендергаст пожал старику руку.
— Спасибо и хорошего дня, мистер Кьюит, — сказал он, распределив свои покупки по карманам и прихватив карту с дорожным знаком одной рукой. — Приятно было иметь с вами дело. Не вставайте, я сам найду выход.
19
Д'Агоста сидел на столе в центральной лаборатории отдела остеологии. Рядом с ним стояла Марго Грин со сложенными на груди руками и беспокойно постукивала пальцами по локтю. Д'Агоста, подавляя раздражение, наблюдал за тем, как Марк Сандовал работал за компьютером, то печатая что-то на клавиатуре, то смотря на экран монитора. В этом несчастном музее все происходило так чертовски медленно, что лейтенант удивлялся, как местные работники вообще могли добиваться хоть какого-то прогресса.
— Я уже выбросил листок с артикулом, — буркнул Сандовал. — Я не думал, что он понадобится вам снова.
Он, казалось, поник от необходимости проходить через весь этот процесс еще раз. Или, возможно, дело было в Моррисе Фрисби, который ходил и наблюдал за сотрудниками полиции большую часть своего времени.
— Я хотел, чтобы доктор Грин также взглянула на образец, — ответил лейтенант, сделав ударение на слово «доктор».
— Вот, — после нескольких нажатий клавиш лист бумаги с тихим гудением выполз из ближайшего принтера. Сандовал вручил его д'Агосте, который передал его Марго, и та бегло просмотрела выписку.
— Это итоговая сводка, — сказала она. — Могу я просмотреть более подробную распечатку?
Сандовал прищурился, взглянув на нее. Затем вернулся к клавиатуре, и не торопясь, возобновил постукивание по клавишам. Как только из принтера выползло еще несколько листов, он протянул их Марго, и она просмотрела их содержимое.
В комнате было холодно — впрочем, как и во всем музее — но д’Агоста заметил, что на лбу доктора Грин появилась легкая испарина, а лицо стало на пару тонов бледнее.
— С вами все в порядке, Марго?
Она небрежно отмахнулась от него, мимолетно улыбнувшись.
— И это единственный образец, который Вик показал фальшивому ученому?
Сандовал кивнул, а Марго продолжала проглядывать сопроводительные записи.
— Готтентот, мужчина, примерно тридцати пяти лет. Полный. Препаратор: доктор Е. Н. Паджетт.
На этих словах Сандовал усмехнулся.
— О! Тот самый Паджетт!
Марго взглянула на него мельком и снова сосредоточилась на листах.
— Увидели что-нибудь интересное? — спросил д’Агоста.
— Не уверена. Я вижу, что он был приобретен обычным способом — самым обычным способом из всех существующих, — она снова пошелестела перелистываемыми страницами. — Похоже, что музей заключил контракт с исследователем из Южной Америки на поставку скелетов для своих остеологических коллекций. В поле «примечания» здесь и указан этот исследователь: некто по имени Хатчинс, — повисла тишина, длившаяся до тех пор, пока Марго не начала читать дальше. — Я думаю, что Хатчинс на поверку был не лучше любого грабителя. Он, вероятно, узнал о церемонии похорон готтентота, потому что присутствовал на ней, а потом в глухую ночь раскопал могилу, подготовил и отправил скелет прямо в музей. Указанная здесь предполагаемая причина смерти — дизентерия, случившаяся вовремя Седьмой Пограничной войны — была, скорее всего, уловкой, чтобы выполнить удовлетворить условиям музея.
— Вы не можете знать этого наверняка, — запротестовал Сандовал.
— Вы правы. Я и не знаю. Но я изучила достаточно антропологических сопроводительных записей, чтобы уметь читать между строк.
Она опустила бумаги, в то время как д’Агоста обратился к Сандовалу.
— Вы не могли бы сейчас принести скелет?
Сандовал вздохнул.
— Хорошо.
Он встал из-за стола и, взяв лист с записью артикула, направился в сторону коридора. На полпути к открытой двери, он оглянулся через плечо.
— Вы не хотите пойти со мной?
Д'Агоста шагнул было за ним, но Марго остановила его, ухватив за предплечье.
— Мы будем ждать вас в кабинете осмотра.
Сандовал пожал плечами.
— Как знаете, — буркнул он и скрылся за углом.
Д'Агоста последовал за Марго по коридору в комнату, где ученые изучали образцы. Он уже начинал жалеть, что не взялся за более выигрышное дело, которое предлагал ему Синглтон. А еще ему было чертовски досадно, что Пендергаст исчез. К этому, конечно, можно было уже привыкнуть — он всегда так поступал, но д’Агосту искренне раздражало, что в этот раз он пропал так не вовремя и при этом не оставил ни одной зацепки касательно того, почему счел этот скелет таким важным.
Пока не стало слишком поздно, д’Агоста даже не отдавал себе отчет, как сильно он рассчитывал на помощь агента ФБР. Обрадовавшись его участию, он сам себя загнал в ловушку и теперь буквально начинал тонуть в кучах протоколов допросов, научных отчетов и записей. В музее страшно любили кипы никому не нужных документов, но, учитывая его размеры, это было единственным способом не потерять информацию. В пустом кабинете рядом с офисом д’Агосты в полицейском участке уже накопились кучи сопутствующей документации.
Он отвлекся от своих раздумий и посмотрел, как Марго спешно надела латексные перчатки, нервно взглянула на часы и принялась расхаживать по комнате из стороны в сторону. Она казалась очень возбужденной.
— Марго, — обратился он, — если сейчас вам неудобно из-за графика проводить осмотр, мы всегда можем вернуться сюда позже. Я ведь говорил вам: это только моя догадка, не более того.
— Нет, — качнула головой она. — То есть… вы правы, я действительно должна скоро вернуться в институт, но проблема не в этом.
Она еще некоторое время мерила шагами помещение, а затем — словно придя к какому-то решению внутри себя — остановилась и посмотрела на лейтенанта. Ее зеленые глаза — такие ясные и проникновенные — пристально изучили его, и на миг д’Агоста почувствовал себя так, словно перенесся назад, в прошлое, сквозь все эти долгие годы и оказался в том времени, когда впервые допрашивал ее в связи с музейными убийствами.
Она надолго задержала на нем взгляд, а затем присела на один из стульев, окружавших стол. Д'Агоста сделал то же самое.
Марго прочистила горло и сглотнула.
— Я буду благодарна вам, если вы не расскажете никому об этом разговоре.
Д'Агоста кивнул.
— Вы знаете, что случилось со мной тогда...
— Да. Убийства в музее, убийства в метро. Вам пришлось пережить нечто поистине ужасное.
Марго опустила взгляд.
— Я не об этом. Я о том, что… о том, что произошло со мной после. Уже после всего этого.
Какое-то мгновение д’Агоста не понимал, о чем она говорит, а потом воспоминания обрушились на него, словно тонна кирпичей.
«О, Боже», — подумал он. Он совершенно забыл о том, что случилось с Марго, когда она вернулась в музей, чтобы стать редактором журнала «Музееведение». Тогда она должна была испытать истинный ужас, крадясь, как зверь, по полутемным залам, в которых ее преследовал — а после тяжело ранил — серийный убийца. Ей многие месяцы пришлось провести в клинике, восстанавливая здоровье. Д’Агоста не задумывался о том, как сильно это, должно быть, повлияло на нее.
Марго на мгновение умолкла. Потом она снова заговорила, немного запинаясь:
— С тех пор, мне... трудно возвращаться в музей. Иронично, не так ли, ведь мои исследования могут происходить только здесь? — она покачала головой. — Я всегда была такой храброй. Настоящим сорванцом. Вспомните, как я настаивала на том, чтобы сопровождать вас и Пендергаста в тоннелях метро. Но теперь все по-другому. Сейчас в музее есть всего несколько мест, куда я могу зайти… без панических атак. Я не могу слишком далеко заходить в хранилища коллекций. Кто-то должен подносить мне материалы оттуда. Я подробно запомнила все ближайшие выходы на случай, если мне придется спешно убегать. А еще мне просто необходимо во время моей работы чье-то присутствие рядом с собой, не могу оставаться одна. В последнее время я поняла, что не хочу работать в музее после закрытия — то есть, после наступления темноты. Даже здесь, на верхнем этаже, мне находиться… трудно.
Слушая это, д’Агоста чувствовал себя все хуже. Как он мог забыть об этом? Попросив ее помочь, он выставил себя бессердечным идиотом.
— То, что вы сейчас переживаете — нормально, учитывая то, что с вами случилось, — смущенно проговорил он.
— Есть еще кое-что похуже. Я не могу выносить темные места. И темноту в целом. Я оставляю гореть свет в моей квартире на всю ночь. Вы бы испугались, увидев мои счета за электричество, — она выдавила кислую улыбку. — На самом деле, я просто разваливаюсь. Похоже, что у меня новый синдром: «музеефобия».
— Слушайте, — прервал ее д’Агоста, взяв ее за руку, — давайте забудем об этом чертовом скелете. Я найду другого, кто сможет…
— Ни в коем случае. Я может быть и псих, но не трус. Я сделаю это. Только не просите меня идти туда, — она указала в сторону дальнего конца коридора, где располагались залы коллекций, куда отправился Сандовал. — И никогда, прошу вас, никогда не просите меня, — она старалась говорить спокойно, но голос ее предательски дрогнул, — идти в подвал…
— Благодарю вас, что поделились, — искренне сказал д’Агоста.
В этот момент в коридоре зазвучали шаги. Вернулся Сандовал, держа обеими руками уже знакомый лейтенанту лоток. Он осторожно опустил его на стол между посетителями.
— Я буду на своем рабочем месте, — сказал он. — Дайте мне знать, когда закончите.
Он ушел, закрыв за собой дверь. Д'Агоста смотрел, как Марго подтянула перчатки на руках, затем взяла сложенную хлопковую простынь из соседнего ящика, разгладила ее на поверхности стола и принялась брать кости с подноса и раскладывать их на ткани. Выстроилась цепочка скелета: ребра, позвоночник, кости рук и ног, череп, челюсть и множество мелких костей, которые лейтенант не смог идентифицировать. Он вспомнил о том, что когда Марго восстановилась от своей эмоциональной травмы после музейных убийств двенадцатилетней давности, она получила лицензию на огнестрельное оружие и научилась им пользоваться. Тогда она была настроена так решительно, казалась такой собранной. А он переживал, как бы ношение оружия не усугубило ее ситуацию, потому что видел, что происходит с полицейскими от постоянной близости оружия…
Вновь взглянув на Марго, д’Агоста потерял ход своих мыслей. Она сидела рядом с ним — замершая, словно изваяние — и удерживала тазовую кость обеими руками в перчатках. Выражение ее лица изменилось: отстраненность полностью улетучилась, сменившись озадаченностью.
— В чем дело? — встрепенулся лейтенант.
Вместо ответа, она повернула тазовую кость в руках, разглядывая ее вблизи. Затем осторожно положила его на хлопок, взяла нижнюю челюсть, и изучила внимательнее, рассматривая ее то с одной стороны, то с другой. Наконец, она опустила кость и взглянула на д’Агосту.
— Готтентот — мужчина, возраст — тридцать пять?
— Да.
Марго облизнула губы.
— Интересно. Мне нужно будет вернуться, когда у меня будет больше времени, но я уже сейчас могу сказать вам одну вещь: этот скелет может быть готтентотом примерно с примерно такой же вероятностью, с какой им могу быть я.