Мужчина лишь смотрел на агента все с тем же пустым выражением на лице.
— Если вы продолжаете молчать из какого-то иллюзорного чувства преданности, позвольте уточнить: вас уже принесли в жертву. Вы понимаете? Кем бы ни был ваш кукловод — тот, кто направлял ваши действия — он явно с самого начала хотел вывести вас из строя, так же, как и меня. Так зачем же молчать дальше?
По-прежнему тишина.
— Позвольте мне рассказать вам историю. Один из моих коллег посадил мафиози в тюрьму семь лет назад за вымогательство и шантаж. У бандита было много возможностей предоставить имена своих боссов в обмен на смягчение наказания, но он остался верным солдатом. Он отмотал весь свой срок, все семь лет наказания. Этот человек вышел на свободу две недели назад. Первое, что он сделал, это отправился домой к семье, которая приветствовала его со слезами радости. Меньше чем через час после этого, он был убит теми самыми бандитами, ради защиты которых он отправился в тюрьму. Они повели себя так, чтобы убедиться, что его рот останется закрытым... несмотря на семь лет его молчания.
Слушая эту историю, заключенный заморгал чуть чаще, однако никаких других движений не произвел — остался неподвижным, как изваяние.
— Вы молчите в надежде, что вас вознаградят? Уверяю вас, этого никогда не произойдет.
Ничего. Пендергаст помолчал некоторое время, оценивающе глядя на мужчину, сидящего через стол от него. Наконец, он снова заговорил.
— Возможно, вы защищаете свою семью. Может быть, вы боитесь, что если вы заговорите, они будут убиты.
Мужчина также не отреагировал и на это. Пендергаст поднялся.
— Если это так, то единственная надежда для вашей семьи и для вас лично — это заговорить. Мы сможем защитить их. В противном случае вас всех убьют, это я могу вам предречь. Поверьте мне: я видел, как это происходило много раз.
Что-то мелькнуло в глазах этого человека, или агенту просто показалось?
— Доброго дня.
С этими словами, Пендергаст позвал охранников. Дверь отперли, засов выдвинули, и охранники вошли вместе со Спандау. Пендергаст оставался стоять, пока конвой выводил заключенного. На какое-то время агент замешкался.
— Я возвращаюсь в Нью-Йорк, — сказал он. — Можете организовать для меня пересылку его фотографий, отпечатков пальцев, ДНК и медицинского заключения врача?
— Конечно.
— Вы мне очень помогли, — он кивнул и продолжил говорить после недолгой паузы. — Скажите мне, мистер Спандау, вы ведь ценитель вина, не так ли?
Мужчина посмотрел на агента со скрытым удивлением.
— Что заставило вас так подумать?
— Брошюра с подробным описанием фьючерсов Бордо на вашем рабочем столе, которую я заметил вчера.
Спандау замялся.
— Признаюсь, что я могу назвать себя его поклонником.
— Значит, вы знакомы с «Шато Пишон Лонгвиль Комтесс де Лаланд»?
— Конечно.
— Вам оно нравится?
— Я никогда не дегустировал его, — Спандау покачал головой. — И не смогу на офицерскую зарплату.
— Жаль. Просто так получилось, что сегодня утром мне удалось раздобыть экземпляр урожая 2000 года. Отличный год, вполне уже можно пить. Я договорился, чтобы бутылку доставили к вам домой.
Спандау нахмурился.
— Я не понимаю.
— Вы оказали бы мне огромную личную услугу, если бы сообщили тотчас же, когда этот человек начнет говорить. Поверьте, все это во имя благой цели — раскрытия этого дела, не более.
Спандау выслушивал эту просьбу в тишине.
— И если бы вы смогли сделать запись того, что именно он скажет — официально, разумеется — это было бы просто вишенкой на торте. Возможно, это сможет нам помочь. Вот моя визитка.
Спандау помолчал еще одно мгновение. А затем его обычно бесстрастное лицо расплылось в довольной улыбке.
— Агент Пендергаст, — сказал он, — для меня будет честью помочь вам раскрыть это дело.
25
Покидая тюрьму, Пендергаст направился на юг. Солнце уже начинало клониться к закату, когда он свернул с главной дороги и припарковался под суровым хребтом холмов Скэррит.
Он взобрался на гребень и посмотрел на восток. Между ним и мертвым берегом Солтон-Си лежал «Фонтенбло», его безвкусные и рваные линии затмевались холодной гладью воды. Все было по-прежнему. От горизонта до горизонта в этом краю не появилось ни малейшего признака жизни. Компанию агенту в этом безмолвии составлял лишь заунывный и тихий стон ветра.
Теперь Пендергаст посмотрел севернее, следуя взглядом по пробитой грунтовой дороге, ведущей к шахте «Золотой паук». Плохо замаскированные следы шин, которые он отметил накануне, исчезли, оставив на своем месте лишь новую, явно не нарушенную корку соли.
Пендергаст прошел по противоположной стороне предгорья и приблизился к курорту — так же как он сделал прошлой ночью. От каждого его шага под туфлями поднималось облачко соленой пыли. Он отметил, что не видит ни одного следа своей прошлой активности — ступени, по которым он поднимался на веранду, как и сама веранда, казалось, все это время (с самого упадка отеля) лежали нетронутыми.
Он повернул прочь от «Солтон Фонтенбло» и прошел полмили на север, к главному входу в шахту «Золотой паук». Ее древняя дверь была наполовину зарыта в намытую соль. Миниатюрные соляные дюны, образованные пылевыми смерчами, были разбросаны вдоль грунтовой подъездной дороги, и соленая корка казалась нетронутой, как и с его опорного пункта на хребте холма.
Пендергаст тщательно обследовал вход с разных углов, пройдя сначала вперед, потом назад. Изредка он останавливался, чтобы окинуть окрестности оценивающим взглядом. Наконец, он опустился на колени и очень внимательно осмотрел корку под ногами, а затем вынул крошечный венчик из кармана своего пиджака и очистил поверхность — нежно, мягко — постепенно обнажая светлую соль внизу. Теперь он, наконец, увидел слабые следы активности, так умело стертые, что не было никакой возможности расшифровать или собрать с них какую-либо информацию. Он долго разглядывал их, поражаясь такой очевидной попытке сокрытия отпечатков, прежде чем снова встать.
Ветер плакал и стонал, шевеля его волосы и теребя лацканы пиджака. На краткий миг агенту показалось, что по воздуху разнесся слабый, приятный запах лилий…
Отвернувшись от шахты, Пендергаст продолжил свой путь на север, пройдя две мили до окраины города-призрака Солтон-Палмз. Он выглядел так же, как накануне: разбитые фонари, разрушенные дома, зияющие провалы окон, ржавые поилки для птиц, пустые бассейны. Но слепленной лачуги с рубероидной крышей, что стояла на южной окраине города, уже не было.
Пендергаст подошел к тому месту, где она находилась прежде. Он прекрасно помнил, как стучал накануне в примитивную дверь, чтобы поговорить с Кьюитом. Теперь здесь не было ничего, кроме грязи и наростов иссохшей травы.
Как будто все здесь — и отель, и шахта — стояли непосещаемыми и нетронутыми в течение многих лет. Как если бы старик и его никчемный хлам никогда не существовали.
Казалось, что это все было сном.
На мгновение Пендергаст покачнулся — всему виной была пустяковая неустойчивость из-за беспокойных и резких порывов ветра, бьющих по ногам. Затем он повернулся на юг и начал спускаться вниз через соль, пыль и песок к своей арендованной машине.
26
— Да, — сказал младший куратор. — Конечно, я помню его. Он работал с Марсалой, примерно, два месяца назад. Они с Марсалой вели себя, как приятели, что было довольно необычно.
— Тот парень на экране похож на него? — переспросил Бономо.
— Почти в точности. Кроме... — куратор присмотрелся к ноутбуку, — мне кажется, что его лоб был немного шире. Шире в висках, пожалуй.
Бономо сотворил волшебство с помощью своей программы проектирования лиц.
— Вот так?
— Еще немного шире, — качнул головой куратор с возросшей убежденностью в голосе, — и выше.
Еще немного магии.
— Так?
— Да. Это идеально.
— Идеально? В самом деле?
— Абсолютно.
— Мы стараемся угодить клиенту! — сказал Бономо и разразился своим фирменным смехом.
Д'Агоста с улыбкой наблюдал за этим странным процессом обмена любезностями. Они проводили опрос персонала отдела остеологии, вызывая каждого, кто вспомнил, что видел этого «ученого», которому помогал Марсала. Дополнительные свидетельства позволили Бономо подправить портрет, созданный накануне, чтобы добиться еще большего совпадения. Д’Агоста был настроен оптимистично и собирался вскоре снова начать обзор записей с камер наблюдения с портретом преступника на руках. Его интересовали две даты — в частности, день, когда был убит Марсала. А еще тот, когда он расписался за образец для посетителя.