Только предыдущей ночью он вернулся из двухнедельного путешествия — лучшего в своей жизни — из медового месяца со своей женой Лорой Хейворд. Они отдыхали на курорте Тертл-Бей, на легендарном северном побережье Оаху, загорая на раскинувшемся на многие мили диком пляже, плавая с аквалангом в бухте Килима и, конечно же, только сильнее сближаясь с друг другом. Это был, в буквальном смысле, рай.
Поэтому возвращение на работу этим утром — воскресным утром, ко всему прочему — и мгновенное погружение в ведение дела об убийстве лаборанта в остеологическом отделе музея стало для него весьма неприятным сюрпризом. И дело было даже не в том, что ему поручили дело сразу же по его возвращении, а в том, что это расследование должно было проходить именно здесь, а он очень — очень! — надеялся, что ему больше никогда не придется снова заходить сюда.
И, тем не менее, он был полон решимость раскрыть это дело и привлечь преступника к ответственности. Случай казался пустяковым, но он бросал тень на Нью-Йорк — случайное, бессмысленное, жестокое убийство бедного парня, которому не посчастливилось оказаться не в том месте и не в то время.
Д’Агоста остановился, чтобы перевести дух — черт, придется садиться на диету по прошествии двух недель, когда основными блюдами меню были пои[18], запеченный поросенок калуа[19], опихи[20], хаупии[21] и пиво. Мгновение спустя он продолжил свое неохотное восхождение по лестнице и миновал главный вход — необъятную Большую Ротонду. Здесь он снова остановился, извлек свой iPad и решил освежить в памяти детали дела. Убийство было совершено вчера вечером. Все первоначальные работы на месте преступления уже успели завершить. Первой задачей д’Агосты было снова расспросить охранника, который обнаружил тело. Затем у него была назначена встреча с руководителем отдела связей с общественностью, который — как это было принято в Музее — больше беспокоился о том, как нейтрализовать негативную реакцию в прессе, чем о том, будет ли раскрыто это преступление. В списке тех, кого следовало опросить, присутствовало еще около полудюжины имен.
Он показал свой значок одному из охранников, зарегистрировался, получил временный пропуск и прошел через отзывающийся эхом зал, мимо динозавров, до следующего контрольно-пропускного пункта. Его путь лежал к двери без каких-либо опознавательных знаков и уводил на нижние этажи через ряды лабиринтообразных коридоров к Центру Безопасности — д’Агоста сожалел, что слишком хорошо помнил эту дорогу. Когда он добрался до своего пункта назначения, в зоне ожидания его встретил одетый в униформу охранник. Он моментально вскочил на ноги, заметив приближение д’Агосты.
— Марк Уиттакер? — спросил лейтенант.
Мужчина отозвался быстрым кивком. Он был невысокого роста — около пяти футов — полный, с карими глазами и редеющими светлыми волосами.
— Лейтенант д’Агоста, убойный отдел. Знаю, вы через все это уже проходили, поэтому я постараюсь не отнять у вас больше времени, чем необходимо, — он пожал дрожащую, вспотевшую руку Уиттакера. На своем опыте д’Агоста успел убедиться, что частные охранники бывают двух типов: те, которые подражают во всем полицейским — чаще всего такие персонажи всегда чем-то озлоблены и легко идут на конфликт — или те, что сохраняют кроткий и мягкий нрав, и больше напоминают швейцаров у дверей, любая настоящая опасность пугает их до чертиков. Марк Уиттакер, без сомнения, был представителем второго типа.
— Мы можем поговорить на месте преступления?
— Разумеется, да, конечно, — Уиттакер, казалось, очень воодушевился.
Д’Агоста последовал за ним по другой длинной дороге, ведущей из недр музея в зоны, предназначенные для посетителей. Идя по извилистым коридорам, д’Агоста не смог удержаться от того, чтобы не взглянуть на экспонаты. Прошло уже много лет с тех пор, как он побывал в этом месте, но, похоже, музей не был склонен к разительным переменам. Они прошли по темному двухэтажному африканскому залу мимо стада слонов, откуда попали в залы народов Африки, Мексики, Центральной и Южной Америки. Далее следовал отдающий эхом зал, заполненный стеклянными витринами с птицами, зал экспонатов из золота, зал гончарных изделий... в этом причудливом месте направления, эпохи и времена сменяли друг друга: за скульптурами следовали текстильные экспонаты, зал копий, одежды, масок, скелетов, обезьян...
Д’Агоста обнаружил, что запыхался, и невольно задался вопросом: как, черт возьми, могло так получиться, что он с трудом поспевал за этим толстым коротышкой.
19
Запеченный поросенок калуа — гавайское блюдо. Поросенок печется в специальной яме не менее 16 часов. Яму выкапывают на глубине 1.5 метров, а дно заполняют сухими скругленными камнями. Поросенок жарится на раскаленных добела камнях.
20
Опихи — моллюски или морские улитки (лимпины), которых собирают на скалистых берегах. Едят вареными или в сыром виде.