— Как великодушно, — бесцветно отозвался Пендергаст.
— Конечно, конечно, — сказал Бартлетт. — Мы хорошо распорядимся вашей землей, я обещаю вам. Сам старый дом неприкасаем — будучи занесенным в Национальный Реестр Исторических Мест и все такое. В нем разместятся чертовски славный клуб, ресторан, бар и офисы. Поместье «Кипарисовая аллея» будет возведено экологически безопасным способом — зеленый сертификат строительства есть на всём! И, конечно же, в соответствии с вашими пожеланиями, кипарисовое болото будет сохранено как заповедник дикой природы. По закону определенный процент от строительства — хм, поместья — должен быть, так или иначе, районирован в экологических целях в качестве меры защиты для поверхностных стоков. Болото очень хорошо удовлетворяет этим требованиям зонирования. И конечно, не менее тридцати шести лунок гольф-клуба только добавит привлекательности «Кипарисовой аллее».
— Без сомнения.
— Вы будете моим почетным гостем любое время. Так что... вы начнете перемещать фамильное кладбище на следующей неделе? — спросил Бартлетт.
— Да. Я буду следить за всеми деталями. И расходами.
— Очень хорошо, что вы... уважаете мертвых. Похвально. Очень по-христиански.
— И потом, здесь есть еще Морис, — напомнил Пендергаст.
При упоминании Мориса — пожилого лакея, который поддерживал Пенумбра в течение бесчисленных лет — назойливое счастливое настроение Бартлетта немного упало. Этот Морис был древним, как сам мир, совершенно дряхлым, не говоря уже о суровости и молчаливости. Но Пендергаст оказался достаточно настойчивым в этом вопросе.
— Да. Морис.
— Он будет числиться здесь в должности официанта, так долго, как только он сам этого пожелает.
— На этом мы и договорились, — застройщик снова взглянул на массивный фасад. — Наши адвокаты свяжутся с вами обговорить окончательные детали даты завершения сделки.
Пендергаст кивнул.
— Хорошо. Теперь, я покину вас и... леди... чтобы вы могли отдать последнюю дань этому месту, и, пожалуйста, не торопитесь! — Бартлетт сделал деликатный шаг прочь от дома. — Или, может, вас нужно отвезти в город? Вы, должно быть, приехали на такси — я не вижу машины.
— В этом нет необходимости, спасибо, — ответил Пендергаст.
— Хм, понимаю. В таком случае, хорошего дня, — и Бартлетт в свою очередь пожал руку Пендергасту и молодой женщине. — Еще раз спасибо.
Потом он снова промокнул лоб платком, вернулся к своей машине, завел мотор и уехал.
Пендергаст и Констанс Грин поднялись по старым ступенькам на панорамную веранду, и вошли внутрь. Достав небольшой брелок из кармана, Пендергаст открыл входную дверь особняка и пропустил Констанс перед собой. Интерьер пах мебельным лаком, старым деревом и пылью. Не говоря ни слова, они обошли разные комнаты первого этажа — гостиную, салон, столовую — рассматривая всевозможные предметы обстановки. Все они были помечены на видном месте именами торговцев антиквариатом, агентов по недвижимости, и аукционных домов — готовые к отправке.
Они остановились в библиотеке. Здесь Констанс подошла к книжному шкафу со стеклянными дверцами. В нем содержалась огромная сокровищница: Первое Фолио Шекспира, ранняя копия «Роскошного часослова герцога Беррийского», первое издание «Дон Кихота». Но, что больше всего заинтересовало Констанс — это четыре огромных тома в дальнем конце шкафа. Она благоговейно извлекла один из них, открыла, и начала медленно переворачивать страницы, любуясь невероятно яркими и правдоподобными изображениями птиц, которые содержались в книге.
— Широкоформатное издание «Птиц Америки» Одюбона — пробормотала она. — Все четыре тома, которые твой прапрапрадед выписал у самого автора.
— Отец Иезекииля, — отозвался Пендергаст ровным голосом. — Как таковое, то есть именно это издание книг я могу оставить наряду с Библией Гуттенберга, которая находилась в нашей семье со времен Генри Пендергаста де Мушкетона. Оба эти раритета предшествуют позору Иезекииля. Все остальное отсюда должно исчезнуть.
Они возобновили свой путь, перешли в приемную и поднялись по широкой лестнице на верхнюю площадку. Наверху, прямо перед ними раскинулась гостиная, и они вошли в нее, пройдя мимо пары слоновых бивней, обрамляющих дверной проем. Внутри, вместе с ковриком из зебры и полудюжиной навесных голов животных, находился оружейный шкаф полный редких и чрезвычайно дорогих охотничьих ружей. Как и в случае с имуществом на нижнем этаже, бирки о продаже были зафиксированы на каждом ружье.