— Ты говоришь «они». Ты действительно веришь, что Альбан был вовлечен во все это, так или иначе?
Пендергаст ответил не сразу. Некоторое время он молчал, а затем тихим, упавшим голосом повторил то, что слышал перед тем, как впасть в беспамятство:
— «Ты должен благодарить за это Альбана». Довольно недвусмысленное заявление, тебе так не кажется?
— Так и есть.
— Весь сложный механизм, который продемонстрировали мне в «Солтон Фонтенбло», был спроектирован так, чтобы исключить и предвидеть любые возможные неудачи. Хитросплетение интриг указывает на то, что это — постановка Альбана. Постановка, которой он наслаждался. И при этом — именно его убийство запустило ловушку.
— Полагаешь, он выбрал столь вычурный способ покончить с собой? — спросила Констанс.
— Сомневаюсь. Самоубийство не вписывается в стиль Альбана.
На том конце провода некоторое время звучала лишь тишина. Затем Констанс заговорила снова:
— Ты рассказал лейтенанту д’Агосте?
— Я никого об этом не информировал. Особенно лейтенанта д’Агосту. Он уже и так знает об Альбане больше, чем стоило бы. Что касается полиции вообще, то я не верю, что они способны оказать мне какую-либо посильную помощь в этом вопросе. Во всяком случае, если они и могли что-то найти, то лишь с самого начала. Сейчас они уже затоптали все неочевидные улики и нанесли только больший ущерб. Мой план состоит в том, чтобы вернуться в тюрьму Индио сегодня днем и посмотреть, смогу ли я вытащить что-либо из этого… человека, — Пендергаст прервался. — Констанс, я ужасно огорчен, что с самого начала позволил заманить себя в эту ловушку.
— Он был твоим сыном. Ты не мог ясно мыслить.
— Это не может служить ни утешением, ни оправданием, — и с этими словами Пендергаст завершил разговор, вернул сотовый телефон в карман пиджака и остался неподвижной, смутной, задумчивой фигурой в темной комнате.
23
Терри Бономо был экспертом САПИ — Системы Автоматизированного Проектирования Идентификации — нью-йоркской полиции. Он слыл умником в лучшей итальянско-джерсийской традиции, и это делало его в глазах лейтенанта д’Агосты одним из лучших сотрудников. Просто сидя в отделе криминалистики среди компьютеров, дисплеев, графиков и лабораторного оборудования, д’Агоста ощущал, как его настроение повышается. Он чувствовал себя просто прекрасно, выбравшись из затхлых и тусклых пределов музея. Его состояние улучшалось еще сильнее от осознания настоящей деятельности. Сейчас перед ним стояла задача идентификации фальшивого «профессора», пока его команда судмедэкспертов исследовала кости и лоток на наличие отпечатков, ДНК, волос и волокон. Создание фоторобота ложного Уолдрона было следующей зацепкой. Как только у них будет портрет преступника, это станет большим шагом вперед. И никто не мог показать себя в деле составления фотороботов лучше, чем Терри Бономо.
Д’Агоста заглянул через плечо Бономо, наблюдая за его работой. Через стол от него сидел Сандовал, техник из отдела остеологии. Всю эту работу можно было провести и в музее, но д’Агоста предпочитал приглашать свидетелей в участок для задач такого рода. Сам факт присутствия в полицейском участке создавал стрессовую ситуацию для свидетеля и заставлял его сосредотачиваться и напрягаться. По крайней мере, на Сандовала эта атмосфера действовала именно так.
— Эй, Вини, — обратился Бономо со свойственным ему акцентом жителя Нью-Джерси, — помнишь, как я составлял портрет подозреваемого в убийстве по свидетельствам самого убийцы?
— О, да! Легендарная история, — усмехнулся д’Агоста.
— Хесус Х. Кристофер. Парень решил выставить себя свидетелем собственного убийства и сыграть милашку. Задумал составить бредовый фоторобот, чтобы сбить нас с толку, но я сразу заподозрил неладное, как только мы с ним начали, — во время рассказа Бономо не отрывался от работы, продолжая стучать по клавишам и двигать мышью. — У многих свидетелей плохая память. Но этот клоун давал нам подробнейшее описание человека, который внешне был полной противоположностью его самого. У него был большой нос — так он сказал, что у плохого парня был маленький. Его губы? Тонкие. Так что губы у преступника были полными. Его челюсть? Узкая. Преступник якобы был с массивной челюстью. Он сам лысый — значит, у преступника были длинные волосы.
— Да, я никогда не забуду, как ты раскусил его и начал составлять портрет из противоположностей тому, что он говорил. Когда вы закончили, на нас с экрана смотрел наш свидетель. Пытаясь обвести нас вокруг пальца, он скормил нам собственную уродливую рожу.