Основная проблема состояла в том, что в часы работы музея освещение в этой комнате должно было быть очень приглушенным, почти отсутствующим. Иначе свет мог проникнуть через одностороннее стекло в куполе планетария и испортить иллюзию, которую посетители наблюдали с нижних мест. Все мониторы для просмотра записей с камер были отвернуты от этого единственного окна. А еще здесь было тесновато: д’Агосте и его детективам — Хименесу и Конклину — приходилось сидеть практически друг у друга на коленях, деля между собой три доступные рабочие станции для воспроизведения записей службы безопасности. Д’Агоста сидел здесь, в темноте уже несколько часов, вглядываясь в маленький зернистый экран, и в глубине его глаз уже начала нарастать противная ноющая боль. Однако что-то заставляло его продолжать работу. Возможно, дело было в страхе, что если эти видеозаписи не попадут в цель, дело снова превратится в «висяк».
Внезапно темная комната заполнилась взрывом блестящего света: в планетарии, за пределами окна и ниже только что произошел Большой Взрыв. Д’Агоста должен был помнить об этом — он ведь, в конце концов, уже не раз слышал эту демонстрацию, но Большой Взрыв каждый раз заставал его врасплох и заставлял подпрыгивать на месте. В этот раз — тоже заставил. Лейтенант закрыл глаза, но было слишком поздно: от вспышки света перед ними уже принялись плясать разноцветные звездочки.
— Черт побери! — услышал он голос Конклина.
Теперь оглушительная музыка ворвалась в тесное пространство. Он сидел неподвижно с закрытыми глазами, пока звезды не исчезли, а музыка немного не стихла. Затем он открыл глаза, поморгал и попытался сосредоточиться на экране перед собой.
— Ничего? — спросил он.
— Нет, — ответил Конклин.
— Ничего, — сказал Хименес.
Он знал, что задал глупый вопрос. В конце концов, если б его люди что-то заметили, они бы незамедлительно дали об этом знать. Но он все равно спросил, теша себя безумной надеждой, что, просто произнося это, он и впрямь может заставить нечто произойти и сдвинуть дело с мертвой точки.
Запись, которую он просматривал — обзор главного входа в Зал Морских Обитателей с пяти до шести часов вечера в субботу 12 июня (в день, когда был убит Марсала) — подошла к концу, так и не выявив ничего интересного. Д’Агоста закрыл окно щелчком курсора, снова потер уставшие глаза и провел линию через соответствующую запись в блокноте, лежавшем между ним и Хименесом. Следом он вызвал главное меню программы безопасности, чтобы выбрать другое, еще не просмотренное видео. С явным отсутствием энтузиазма, он выбрал следующее видео из серии: Зал Морских Обитателей, камера главного входа, 6 — 7 PM, 12 июня. Он перемотал видеозапись, сначала на двойной скорости, потом — на четырехкратной, а затем, когда зал стал совершенно пустым — на восьмикратной скорости.
Ничего.
Вычеркнув и эту запись, он решил для разнообразия выбрать камеру, обзор которой охватывал южную половину Большой Ротонды. Время — с 4 до 5 часов вечера. Опытной рукой он включил цифровую запись с самого ее начала, переключил дисплей в полноэкранный режим, а затем начал воспроизведение на нормальной скорости. С высоты птичьего полета Ротонда оживилась, и потоки людей двинулись по экрану справа налево. Приближалось время закрытия, и они массово направлялись к выходу. Д’Агоста протер глаза и присмотрелся внимательнее, решив сконцентрироваться, несмотря на паршивые условия работы. Он смог различить охранников на их постах, ассистентов с покачивающимися флажками на палочке, прокладывающими свой путь через толпу, а также волонтеров на стойке информации, которые начали убирать на ночь карты, листовки и просьбы о пожертвованиях.
Оглушительный рев планетария раздался из-за дальней стены. Послышались крики и аплодисменты зала: происходило формирование Земли — все в струях горящего газа, ореолах света и огненных шарах. Стул д’Агосты завибрировал от глубоких басовых нот органа так сильно, что он почти сваливался с него.