— Там, откуда я родом, не обращаться к кому-либо по его настоящему имени считается невыносимой грубостью, — начал он. — Когда мы встречались в последний раз, вы, вроде бы, не пожелали сообщить мне свое имя — имя, которое, я знаю точно, не Уолдрон. Вы не передумали?
Человек взглянул на него, но не ответил.
— Как пожелаете. Поскольку я не выношу хамства, то я дам вам имя на свой выбор. Я буду звать вас Немо. Это, как вы знаете, переводится с латыни как «никто».
Это тоже не произвело никакого эффекта.
— Я не желаю тратить столько же времени на этот визит, сколько я потратил на предыдущий, мистер Немо. Так что давайте будем краткими. Вы готовы рассказать мне, кто вас нанял?
Тишина.
— Готовы ли вы сообщить мне, для чего вы были наняты, или назначение той странной ловушки?
Тишина.
— Если Вы не желаете сообщать имена, готовы ли вы, по крайней мере, рассказать мне, какова была цель всего этого?
Тишина.
Пендергаст посмотрел на свои золотые часы скучающим взглядом.
— Сейчас я являюсь ключом к тому, предадут ли вас федеральному суду или суду штата. Разговаривая или не разговаривая со мной, вы тем самым выбираете между островом Райкерс[71] и Тюрьмой режима максимальной строгости во Флоренсе, Колорадо. Райкерс — это ад на земле. Тюрьма Флоренса — это ад, который даже Данте не смог бы вообразить, — он посмотрел на мужчину особенно пристальным взглядом. — Мебель в каждой камере сделана из цельно-наливного бетона. Душ находится на таймере. Он включается три раза в неделю в пять часов утра ровно на три минуты. Из окна вы увидите только цемент и небо. У вас будет один час «упражнений» в день в бетонном колодце. В тюрьме Флоренса 1400 дистанционно управляемых стальных дверей, каждая из которых окружена датчиками движения и двенадцатифутовым[72] забором из нескольких колец колючей проволоки. Там само ваше существование исчезнет со скрижалей истории. Если вы не заговорите прямо сейчас, то действительно станете «никем».
Пендергаст замолчал. Мужчина поерзал на стуле. Д'Агоста, наблюдавший через одностороннее стекло, теперь окончательно убедился, что парень был сумасшедшим. Ни один здравомыслящий человек не мог бы устоять против подобной линии допроса.
— В тюрьме Флоренса нет лилий, — тихо сказал Пендергаст.
Д'Агоста обменялся озадаченными взглядами со Спандау.
— Лилии, — медленно произнес мужчина, словно пробуя слово на вкус.
— Да. Лилии. Такой прекрасный цветок, вам так не кажется? С таким тонким, изысканным ароматом.
Мужчина наклонился вперед. Пендергаст, наконец-то, завладел его вниманием.
— Но затем, аромат исчезает, не так ли?
Мужчина, казалось, напрягся. Он медленно покачал головой из стороны в сторону.
— Нет. Я ошибаюсь. Лилии все еще там, как вы и сказали. Но с ними что-то не так. Они увядают.
— Они воняют, — пробормотал мужчина.
— Да, — согласился Пендергаст, его голос представлял собой странную смесь сочувствия и насмешки. — Ничто не пахнет хуже, чем гниющий цветок. Что за зловоние они издают!
На этих словах Пендергаст внезапно повысил голос.
— Достаньте их из моего носа! — закричал заключенный.
— Я не могу этого сделать, — ответил Пендергаст, и его голос резко упал до шепота. — У вас не будет лилий в камере тюрьмы Флоренса. Но вонь останется. И она будет возрастать, по мере того как гниение усилится. Пока вы…
С внезапным животным криком мужчина вскочил со стула и бросился через стол на Пендергаста, выставив вперед скованные руки, как когти. Его глаза были широко раскрыты и светились убийственной яростью, хлопья пены и брызги слюны летели из его рта, пока он визжал. C молниеносным уклоном, как тореадор, Пендергаст поднялся со своего стула и избежал нападения. Двое охранников вышли вперед с шокерами и ударили мужчину током. Потребовалось три выстрела, чтобы усмирить его. В конце концов, он раскинулся поперек стола, подергиваясь, крошечные струйки дыма поднимались к микрофону и потолочным светильникам. Пендергаст, стоя в стороне, окинул мужчину оценивающим взглядом, потом развернулся и вышел из помещения.
71
Остров Райкерс — остров-тюрьма в проливе Ист- Ривер, относящийся к городу Нью-Йорк. Расстояние до другого берега — 80 метров. Является самой крупной исправительной колонией в мире, обходится американским налогоплательщикам в $860 млн. в год.