— Думаю, что да, — неохотно согласился он. — Она рядом со мной.
Я услышал на другом конце провода неясный обмен фразами, а вслед за тем голос Рут Баймейер:
— Мистер Арчер? Я рада, что вы нам позвонили. Дорис ведь не арестована, правда?
— Нет. Фрэд также на свободе. Я хочу привезти их завтра на самолете фирмы, но не думаю, что мне удастся освободиться ранее двенадцати часов. Вы ничего не имеете против?
— Нет.
— Благодарю вас. Спокойной ночи, миссис Баймейер.
Я положил трубку и сообщил шерифу, что Дорис, Фрэд и я улетаем завтра в полдень. Он не возражал. Вследствие разговора, который только что состоялся, на меня распространилась частичка могущества Баймейеров.
Воспользовавшись этим, я сдержал слово и заступился за членов секты, поселившейся в каньоне Чентри, а также заявил, что беру на себя ответственность за Фрэда. Шериф согласился, прибавил только, что Дорис переночует в его доме.
Мы с Фрэдом наняли двухместный номер в мотеле. Мне хотелось выпить, но магазин оказался заперт, так что не удалось раздобыть даже пива. У меня не было ни зубной щетки, ни бритвенного прибора. К тому же я был голоден как волк.
Но, усевшись на постели, я почувствовал себя неожиданно хорошо. Девушка находилась в безопасности, а парень — в моих руках.
Фрэд лег на кровать, повернувшись спиной ко мне. Его плечи судорожно подергивались, а из горла доносились звуки, напоминавшие икоту. Я догадался, что он плачет.
— В чем дело, Фрэд?
— Вы сами прекрасно знаете. Моя карьера погибла. Еще до того, как началась. Я потеряю место в музее. Скорее всего, меня посадят в тюрьму, и вы знаете, что тогда со мной случится. — Кусочки ваты, торчавшие у него в ноздрях, приглушали его голос.
— Ты уже привлекался ранее к уголовной ответственности?
— Нет. Разумеется, нет. — Казалось, он был потрясен моим предположением. — У меня никогда не было никаких неприятностей.
— Тогда, наверное, тебе удастся избежать тюрьмы.
— В самом деле? — Он сел на кровати и посмотрел на меня влажными, покрасневшими глазами.
— Разве что существуют какие-то неизвестные мне отягчающие обстоятельства. Я до сих пор не понимаю, почему ты взял эту картину из дома Баймейеров.
— Потому что хотел ее исследовать, я уже говорил вам. Дорис сама предложила мне взять ее. Она интересовалась этим делом так же, как и я.
— Но что она хотела узнать?
— Действительно ли это Чентри. Я собирался использовать свои знания и доказать им, что на что-то гожусь, — добавил он, понизив голос.
Он присел на край постели, опустив ноги на пол. Этот тридцатилетний мальчик был чересчур инфантилен для своего возраста. По-видимому, мрачный дом на Олив-стрит не научил его разбираться в жизни.
Я подумал, что не следует безоговорочно верить его странным словам. В конце концов, он сам признался, что склонен ко лжи.
— Поскольку ты являешься экспертом, — сказал я, — мне бы хотелось услышать твое мнение об этой картине.
— В общем-то, я не эксперт…
— Но всё же ты имеешь право высказываться как специалист. Тебе хорошо знакомо творчество Чентри. Пакты думаешь, это он написал картину Баймейеров?
— Да, мистер Арчер. Я так считаю. Но у меня есть ряд оговорок. Так вот… картине несомненно менее двадцати: пяти лет. Красочный слой на ней еще свежий, он мог быть наложен даже в этом году. Ну и разумеется, стиль претерпел изменения. Это совершенно естественно. Мне кажется, это стиль Чентри, но более зрелый, хотя я не мог бы поклясться в этом, не видя других его новых работ. Невозможно построить какую-либо теорию или дать заключение на основании всего лишь одного произведения.
Мне показалось, что он говорит как эксперт или, во всяком случае, как опытный специалист. Он реально подходил к проблеме, перестав наконец думать о собственных передрягах. Я решил задать ему более трудный вопрос:
— А почему ты сказал мне сначала, что картину украли из твоего дома?
— Сам не знаю. Наверное, у меня помутилось в голове. — Он опустил взгляд на свои пыльные сапоги. — Вероятно, я боялся вовлекать в эти дела музей.
— Каким же это образом?
— Каким бы то ни было. Если бы там узнали, что я взял картину без спроса, меня прогнали бы с работы. Теперь они наверняка так и поступят. У меня нет никакого будущего.
— У каждого есть будущее, Фрэд.
Эти слова не прозвучали достаточно убедительно даже для меня самого. Будущее часто оказывалось катастрофическим, и у меня было предчувствие, что таковым оно и будет для Фрэда. Он повесил голову, словно придавленный тяжестью грозящей ему опасности.