— Сейчас я принесу деньги. Я уже пытался передать их.
— Нужно было оставить у администратора.
— Только не у этого. До свидания, Паола.
Когда я подъехал к гостинице, она уже ждала меня в холле. Я обратил внимание на то, что она причесалась, умылась и подкрасилась.
Впрочем, у нее был грустный вид, и она не гармонировала с ночными бабочками и их поклонниками.
Я вручил ей пятьдесят долларов. Она пересчитала их и засунула в лифчик.
— Достаточно, чтобы оплатить счет?
— Думаю, что по сегодняшний день хватит. Что будет завтра, не знаю. Полиция запретила мне покидать город, но не хочет выплатить даже части денег, оставшихся после отца. У него при себе оказалось много наличных.
— Ты их получишь… или твоя мать.
— А может, мои правнуки? — с горечью сказала она. — Я не доверяю легавым и не люблю этот город. Они убили моего отца, и боюсь, что убьют и меня.
Ее страх был заразителен. Вслед за Паолой я начал смотреть на холл ее глазами — как на зал ожидания для заблудших душ на одну ночь, которая длится бесконечно.
— Кто убил твоего отца?
Она покачала головой, и ее черные волосы упали на лицо, как ночные сумерки.
— Я не хочу об этом говорить. Не здесь.
— Мы могли бы поговорить в твоем номере.
— Нет. Об этом не может быть и речи. — Она бросила на меня взгляд, полный маниакального страха, выглядывая из-под своих черных волос, как затравленный зверек. — В номере может быть установлено подслушивающее устройство.
— Кто бы это мог его установить?
— Может, полиция, а может, убийцы. Какая разница? Все стоят друг друга.
— Тогда выйдем на улицу и сядем в мою машину.
— Нет, спасибо.
— Тогда пойдем пройдемся, Паола.
К моему удивлению, она согласилась. Мы вышли из гостиницы и замешались в толпу прохожих. Стоявшие по другую сторону улицы пальмы покачивали листьями над пустыми павильонами, в которых торговали предметами искусства. Позади них вздымались, падали и снова поднимались белые фосфоресцирующие волны — словно отмеривая время и пространство.
Мы продолжали идти по тротуару, и волнение Паолы постепенно уменьшалось. Наши шаги, казалось, жили единым ритмом с морем. Над нами открылось небо, бледно освещенное низко висевшей над горизонтом луной.
Паола коснулась моей руки:
— Вы спрашивали, кто убил моего отца.
— Спрашивал.
— Хотите знать, что я об этом думаю?
— Да.
— Понимаете, я мысленно повторяла про себя все, что говорил отец. Он верил, что Ричард Чентри жив и проживает здесь, в Санта-Тересе, под вымышленным именем. Он был также убежден, что это Чентри написал портрет Милдред Мид. Когда я впервые его увидела, мне тоже так показалось. Я не утверждаю, что разбираюсь в этом так же хорошо, как отец, но у меня сложилось впечатление, что это работа Чентри.
— А вы уверены, что отец говорил искренне, Паола? Ведь за картину Чентри он мог получить гораздо больше.
— Я знаю, и он также отдавал себе в этом отчет. Именно поэтому он и стремился доказать ее подлинность. В течение последних дней своей жизни он пытался разыскать Чентри и доказать, что это его произведение. Он даже нашел Милдред Мид, которая теперь живет здесь. Она была любимой моделью Чентри, хотя, разумеется, не позировала для этого портрета. Она уже старая женщина.
— Вы ее видели?
Она утвердительно кивнула головой:
— Отец привел меня к ней за несколько дней до своей смерти. Она дружила в Аризоне с моей матерью, и я знала ее, когда еще была ребенком. Наверное, отец надеялся, что мое присутствие развяжет ей язык. Но Милдред Мид немногое сказала в тот день.
— Где она живет?
— В районе, застроенном такими маленькими домиками. Она только что переехала туда. Кажется, он называется Магнолия Корт. Там в центре растет большая магнолия.
— Это здесь, в Санта-Тересе?
— Да, в самом центре города. Она сказала, что наняла этот домик, потому что не может уже много ходить. Впрочем, она была не слишком разговорчива.
— Почему?
— По-моему, она боялась. Мой отец расспрашивал ее о Ричарде Чентри. Жив он или умер. И он ли написал тот портрет. Но она не хотела об этом говорить. Заявила, что не видела Чентри больше тридцати лет и надеется, что он давно умер. Она казалась сильно озлобленной.
— Это и не удивительно. Не исключено, что Чентри убил ее сына Уильяма.
— А также моего отца. Возможно, отец добрался до него, распутывая историю той картины, и в результате был убит.
Голос у нее был тихий и испуганный. Она подозрительно поглядывала на пальмы и низко висевшую луну, словно они были лишь дешевыми декорациями, скрывавшими подлинные джунгли этого мира.