— Если только она не помогала ему скрыть убийство.
— Вы имеете в виду убийство настоящего Джерарда Джонсона?
— Вот именно, капитан. Как вам известно, Пурвис установил, что настоящим Джонсоном был тот мужчина, кости которого были погребены в оранжерее миссис Чентри. Похоже на то, что Чентри убил Джонсона, присвоил его имя и стал жить с его женой и сыном.
Маккендрик задумчиво и мрачно покачал головой:
— И я так думал. Но я только что проверил данные этого Джонсона в бюро окружного прокурора и в госпитале «Скайхилл». Оказывается, он не был женат и у него не было сына. Вся эта чертова семья просто-напросто выдумана.
— Включая Фрэда?
— Включая Фрэда. — По-видимому, Маккендрик заметил, что я поморщился, потому что добавил: — Я знаю, что у вас особое отношение к Фрэду. Может быть, это поможет вам почувствовать, что я переживаю по отношению к Чентри. Я действительно восхищался им, когда был еще молодым полицейским. Все в городе восхищались им, даже те, кто в глаза его не видел. А теперь я должен им заявить, что он полупомешанный пьяница, и к тому же убийца.
— Вы абсолютно уверены в том, что Джонсон — это Чентри?
— Как нельзя больше. Не забудьте, что я лично знал его. Я был одним из немногих избранных. Конечно, он изменился, чертовски изменился. Но это тот самый человек. Я узнал его, и он это знает. Но не желает признаваться.
— А вы не пытались устроить ему очную ставку с настоящей женой?
— Конечно, пытался. Я ездил к ней сегодня утром, чтобы все обсудить, но она уже успела смыться, и кажется, навсегда. Она опустошила свой сейф, и последний раз ее видели, когда она мчалась в южном направлении. — Маккендрик мрачно посмотрел на меня: — Это отчасти и ваша вина, потому что вам приспичило преждевременно допрашивать ее.
— Возможно. Но на мне лежит также часть вины за выяснение всего этого дела.
— Оно еще не выяснено. Конечно, Чентри в наших руках. Но осталось еще много неясностей. Почему, например, он взял фамилию Джонсон — фамилию человека, которого убил?
— Чтобы скрыть, что настоящий Джонсон исчез.
Маккендрик недоверчиво покачал головой:
— На мой взгляд, это бессмысленно.
— Убийство Джонсона тоже не имело особого смысла, но он совершил его, и та женщина об этом знала. Она воспользовалась этим, чтобы полностью прибрать его к рукам. По сути дела, он был узником в доме на Олив-стрит.
— Но зачем он ей понадобился?
Я вынужден был признаться, что мне это тоже неясно.
— Может быть, в прошлом между ними были какие-то отношения. Следует учитывать и такую возможность.
— Вам легко говорить. Джонсона уже четверть века нет в живых. Та женщина отказывается давать показания. Чентри также.
— Можно мне попробовать заставить его разговориться?
— Это зависит не от меня, Арчер. Дело оказалось серьезным, поэтому окружной прокурор взял следствие в свои руки. Чентри — самая знаменитая личность, которая когда-либо жила в городе. — Он начал размеренно ударять кулаком по столу, как будто аккомпанировал траурному маршу. — Господи, как низко пал этот человек!
Сев в машину, я проехал несколько кварталов, отделявших меня от здания суда. Его прямоугольная белая башня с часами высилась над всеми прочими зданиями в центре города. Под четырьмя огромными циферблатами была устроена галерея для любителей красивых видов, окруженная черной кованой решеткой.
На галерее в этот момент находилось семейство заезжих туристов; маленький мальчик, стоявший, опершись подбородком на решетку, посмотрел вниз и дружелюбно улыбнулся мне.
Я послал ему ответную улыбку.
Кажется, это была моя последняя улыбка в тот день. Почти два часа мне пришлось высидеть в коридорах окружной прокуратуры. В конце концов мне удалось увидеть прокурора, но до разговора дело не дошло. Я только успел заметить быстро пробежавшего через приемную молодого человека с живым взглядом и большими черными усами, которые, казалось, несли его вперед, словно крылья честолюбия.
Я попытался было пробиться к кому-нибудь из его заместителей, но все оказались заняты. Мне так и не удалось прорваться сквозь плотное кольцо окружавших его ассистентов. Наконец я отказался от своей затеи и спустился вниз, в бюро коронера.
Пурвис все еще дожидался звонка из Коппер-Сити. Я сел и стал ждать вместе с ним. Позвонили уже во второй половине дня.
Он разговаривал, сидя за письменным столом и записывая что-то в блокноте. Я попытался прочитать его записи, заглядывая ему через плечо, но они оказались слишком неразборчивыми.
— Ну и что? — нетерпеливо спросил я, когда он наконец положил трубку.